Черная пантера из Шиванипали - Кеннет Андерсон
Укусы были страшно болезненны.
Я скатился со склона скалы, по которому мы недавно взбирались. Будто издалека до меня доносился визг Куш. Как я ни мчался, крылатые мучители летели быстрее: воздух был насыщен ими, и они беспощадно кидались на меня. Помню, я мысленно сравнил их с японскими пилотами, которые, жертвуя своей жизнью и машинами, таранили врага. Точно так же, жаля меня, пчелы тем самым жертвовали жизнью. Ведь их жало имеет на конце зазубрины, которые не позволяют насекомому вытащить его после укуса из кожи врага. Оно отрывается вместе с мешочком с ядом, и пчела немедленно гибнет.
Когда я добежал до подножия склона, пчелы все еще вились надо мной. В отчаянии я залез под самый густой куст лантаны. Я всегда проклинал эти кусты, считая их дьявольским наваждением, которое вредит и человеку, и растительности, вторгаясь на поля и в джунгли, а кроме того, мешает бесшумному продвижению по охотничьим тропам. Но в тот момент я благословлял лантану: она спасла мне жизнь. Пчелы нападают и жалят с лету — в этом они сходны с пикирующими бомбардировщиками. Эти насекомые не настолько сообразительны, чтобы сесть, подползти и ужалить. Переплетенные ветви лантаны преградили им доступ к моему телу.
Рой рассерженных пчел продолжал гудеть надо мной. Прошло больше двух часов, прежде чем жужжание прекратилось и они снова принялись за работу. Мне очень хотелось спать, и я бы задремал, если бы не боль от укусов. Ощущение жжения увеличилось, а кожа около каждой ранки вспухла.
Было уже три часа дня, когда я вылез из-под лантаны и спустился к дороге, по которой направился в деревню Кундукотаи. Там я встретил моих спутников. Они почти не были искусаны. Пчелы, очевидно, направили свою атаку на двигавшихся врагов — на меня и бедную Куш. Она, сильно пострадав, тоже прибежала в деревню. Я не сомневался, что пчелы не обошли своим вниманием и пантеру.
Мы направились к моей машине и поехали в Денканикоту, где находились муниципальная больница и амбулатория. Было уже довольно поздно, когда мы разбудили врача. Пинцетом он удалил вонзившиеся в меня и Куш пчелиные жала и приложил нашатырный спирт. Маленькие злые духи пещеры всадили в нее девятнадцать, а в меня сорок одно жало.
Ночь мы провели в Денканикоте, в лесном бунгало. Кровати там были железные, без матрасов, и я предпочел устроиться в кресле. Мои спутники и Куш спали на веранде.
Укусы вызвали озноб и жар. Опухоль с шеи, лица и рук не спадала. Одной пчеле удалось вонзить жало около левого глаза, он опух и частично закрылся. Куш тоже мучилась, я слышал, как она скулила.
В десять утра мы поехали обратно к девятому милевому камню, а оттуда пешком пошли дальше, но на этот раз другим путем: по протоптанной скотом дороге и охотничьей тропе, где идти было сравнительно легко. Вышли мы из зарослей ниже того места, где находился каменный уступ, под которым стояли накануне.
Пчелы снова трудились в своих сотах. Все было мирно и спокойно.
Оставив крестьян, я во второй раз вместе с Куш вскарабкался на склон и осторожно приблизился к пещере. Я знал, что пчелы безопасны, пока я их снова не потревожу. Что до пантеры, я был почти уверен, что два моих вчерашних выстрела прикончили ее, а если и нет, то пчелы должны были завершить дело.
И в самом деле: в пещере в нескольких шагах от входа лежала, свернувшись клубком, черная пантера, мертвая и застывшая. Куш остановилась примерно за ярд от нее, зафырчала и зарычала. Опасаясь, что она потревожит пчел и снова навлечет на нас их гнев, я, чтобы успокоить, положил ей на морду руку.
Выйдя из пещеры, я кивнул крестьянам, чтобы они поднялись наверх. Общими усилиями мы стащили труп вниз. Пастух вырезал палку, и мы лианами прикрутили к ней лапы пантеры. Затем взвалили груз на плечи и понесли к машине; я подвесил мертвое животное между капотом и крылом.
В бунгало Денканикоты я снял с пантеры шкуру. Розовые пятна отчетливо проступали под черным мехом. Застрявшие среди черных ворсинок пчелиные жала обнаружить было весьма трудно, но я велел крестьянам старательно подсчитывать те, которые они извлекли. Мы нашли двести семьдесят три жала, но на самом деле их было значительно больше.
Я заплатил крестьянам за помощь и возвратился в Бангалур, сторицей вознагражденный за перенесенные муки, так как стал обладателем очень редкой шкуры черной пантеры — единственной, которую мне удалось подстрелить, — и удивительно умной собаки Куш. За семь рупий я купил ее.
Чуть было не забыл: помните, там, где пантера остановилась у реки Анекал Банка, я заметил два ряда кровавых пятен. Более крупные свидетельствовали о сильном кровотечении. Так как я стрелял только один раз, то это меня удивило. Потом мне все стало ясно: моя пуля не попала между глаз, куда я целился, а, задев висок и ухо, поразила паховую часть. Вторая рана кровоточила, тогда как первая была только поверхностной. Очевидно, когда я стрелял, тело пантеры, готовившейся к прыжку, было слегка изогнуто.
Из двух пуль, выпущенных мною в пещере, одна поразила пантеру в грудь, а другая попала ей в открытую пасть и прошла навылет через шею.
Глава пятая
Змеи и другие обитатели джунглей
О животных индийских джунглей написано немало книг, представляющих большой интерес для всех, кого увлекает жизнь леса. Писатели-фермеры Данбар-Брэндер, Чемпион, Глесфорд, Бест, Корбетт[27] и многие другие проторили путь охотничьему рассказу о повадках животных, которые они сами смогли изучить. Часть этих рассказов написана полвека назад, когда джунгли Индии буквально кишели дичью, особенно хищниками. Эти авторы и раньше пользовались признанием, но только теперь выявляется бесспорная ценность их сочинений. Не будет преувеличением сказать, что, по мере того как жизнь девственной Индии уходит в прошлое, произведения этих замечательных людей приобретают все большее значение, ибо сохраняют для потомков сведения, которые нельзя купить ни за какие деньги.
И индийские шикари, вначале стремившиеся только к трофеям, и даже известные белые охотники в Африке, жаждавшие лишь обогатиться, впоследствии неизбежно проникались любовью к обитателям леса, которых когда-то выслеживали и убивали. Большинство из них отказалось от охоты и посвятило себя более благородному и трудному делу — изучению природы и фотографированию диких
