Птица-пересмешник - Даррелл Джеральд
– Ну так как,— спросил он,— ты еще не отказалась от мысли съездить в горы и полазить по долинам? Я чувствую, что, если не вырвусь и не спрячусь подальше от этой суматохи, меня можно будет смело запирать в сумасшедший дом.
– Поедем! — сказала Одри.— А когда ты хочешь?
– Я заскочу за тобой завтра утром. Часиков в восемь, о'кей? Возьмем консервов на сутки и кучу всяких фруктов.
– Я испеку в дорогу роскошный пирог,— сказала Одри.— Можешь поверить на слово, у меня пироги всегда отменные.
Он уже собирался положить трубку и выпить прохладного пива, когда появился Эймос.
– Пожалуйста, сэ',— сказал он.— Масса Друм ждет вас.
Питер недовольно заворчал. Похоже, что Друм, так и не добившийся аудиенции ни у Кинги, ни у Ганнибала из-за чрезмерной занятости последних предпраздничными хлопотами, видел в Питере свою последнюю надежду. Он и раньше не оставлял Питера в покое: то позвонит, то пришлет трость, содержащую просьбу об аудиенции, а теперь вот явился собственной персоной.
– Чер…— начал было Питер и осекся.— Я хотел сказать, замечательно! Эймос! Пригласи посетителя войти.
Друм робко вошел в комнату, и Питер с любопытством взглянул на него. У посетителя, ростом не выше первоклассника, была голубиная грудь, костистые ноги и небольшое искривление позвоночника, в результате чего голова выдавалась вперед, как у грифа. Его гладкие жирные волосы были полны перхоти. Бледно-голубые, словно вешняя вода, глаза вылезали из орбит; к тому же он постоянно чихал, причем с регулярными интервалами, хоть секундомер проверяй. Покачиваясь и раболепно кланяясь, он крался по комнате походкой краба, обнажая жалкие остатки желтых зубов меж бескровных губ в попытке изобразить некое подобие улыбки. На нем были длиннющие шорты-бермуды, закрывавшие его уродливые ноги ниже колен и потому походившие скорее на высоко подшитые брюки; его серая тропическая куртка, надетая поверх давно не стиранной рубашки, когда-то, должно быть, сияла белизной, а оттопыренные карманы, похожие на ласточкины гнезда, были набиты несметным количеством вещей: тут были и жестянки, и коробочки, и увеличительные стекла, а также сачок и моток тонкой проволоки. «Как это в одном человеческом существе могло соединиться столько непривлекательных черт?» —. подумал Питер. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы пожать большую, влажную, с длинными грязными ногтями руку, протянутую гостем.
– Я очарован, мистер Флокс,— сказал гость.— Вы так добры, что уделяете мне внимание.
Он чихнул и вытер нос тыльной стороной ладони. Звуки его голоса были носовыми и писклявыми, а говорил он снисходительным тоном лектора-академика.
– Рад вас видеть,— сказал Питер, слегка ошалевший от жутковатого, но все-таки обаяния. Он-то думал, что гость, судя по внешности, будет вовсе несносен.— Не желаете ли пропустить по маленькой? — спросил он.— Садитесь.
– Благодарю за вашу доброту,— сказал гость, забившись в кресло и переплетя ноги, словно ивовые прутья.— Я не считаю, что истина в вине. Но вы только не подумайте, что я и вас отговариваю, мистер Флокс! Пьянствуйте себе на здоровье, а мне достаточно стаканчика соку.
Следуя пожеланиям гостя, Питер налил себе большущий стакан виски с содовой, а ему — стакан лимонного сока.
– Извините, что вам так долго не удавалось никого из нас застать. Завал работы, все сбились с ног,— сказал Питер, покривив душой.
– Никаких извинений, мистер Флокс,— сказал Друм и поднял длинный заскорузлый палец, словно призывая Питера замолчать.— Я понимаю: на плечи правительства сва-
лилось столько дел, что даже самых закаленных в боях пошатывает.
– Ну, так к делу. С чем пожаловали? — оборвал гостя Питер, усмотрев в его словах неприятный намек, что он еще юн и необстрелян.
Смачно высосав полстакана и вытерев рот тыльной стороной ладони, Друм одарил Питера своей замогильной улыбкой.
– Моя просьба, милый Флокс, проста. Да. Единственное, о чем я вас попрошу — знаю, вы человек влиятельный, само правительство к вам прислушивается,— это убедить его величество или Олифанта Ганнибала дать мне короткую аудиенцию. Да. Я считаю, что им крайне важно встретиться со мной. Да. Вы и представить себе не можете всю важность того, что я хочу им сообщить, мистер Флокс. Да.
– Осмелюсь сказать, что его величество и Олифант Ганнибал чрезвычайно загружены,— ответил Питер, проявляя терпение.— Может быть, вы прежде изложите суть вашей проблемы мне? Тогда при случае я переговорю с кем-нибудь из них, ведь я вижу их обоих каждый день.
Профессор Друм устремил на Питера непонятный, но впечатляющий взгляд. Он снова поднял свой заскорузлый палец.
– Мистер Флокс! Вы и представить себе не можете важность того, что я собираюсь сообщить. Я не имею права — мое ученое звание не дает мне права — поведать это кому бы то ни было рангом ниже. Нет! Это можно довести до сведения только короля или Олифанта! Я не могу допустить— моя ученая степень не дает мне права! — чтобы эта информация оказалась в руках непосвященных!
Питер от природы обладал ангельским терпением, но сейчас, после напряженного трудового дня, он чувствовал, что гость выводит его из себя. Ему стало совершенно ясно, почему все шарахаются от него за километр.
– Я вижу, профессор Друм, вы отказываете мне в доверии,— спокойно сказал он,— поэтому могу предложить вам только одно: изложите суть вашей проблемы в письменном виде, а я передам ваше сообщение непосредственно королю или Ганнибалу. А сейчас простите. У меня был очень напряженный день. Мне бы поужинать да завалиться спать.
Он демонстративно встал и направился к выходу, но Друм, поставив на стол недопитый стакан, потащил его за рукав.
– Мистер Флокс, мистер Флокс,— простонал он.— Ну, выслушайте же меня! Я могу только в устной форме! Я не могу, мое ученое звание не позволяет мне довериться бумаге, пока я не закончу эксперимент и не удостоверюсь в непоколебимости своей гипотезы.
– Так подождите, пока закончите эксперимент,— отрезал Питер,— а затем изложите ваши выводы на бумаге и передайте тому, кого считаете достойным и посвященным.
– Я вижу, вы наукам не обучены,— сказал Друм.
– Зато я обучен хорошим манерам,— сказал Питер.— Доброй ночи, профессор.
Друм расплел свои волосатые ноги, подобрал выпавшие у него из карманов коробочки и колбы и встал.
– Вы еще пожалеете об этом, мистер Флокс, помяните мое слово! — сказал он.
– Я вам еще раз повторяю: изложите мне суть вашей проблемы или доверьте ее бумаге, а я передам в вышестоящие инстанции. Больше ничего сделать не могу.
– Хорошо, а если в ближайшие дни откроется что-нибудь новое и мой эксперимент можно будет считать законченным,— могу ли я снова нанести вам визит? — спросил Друм.
– Безусловно,— неохотно ответил Питер.
– Надеюсь, все быстро выяснится,— сказал Друм, вытер нос тыльной стороной ладони и сунул ее Питеру.— Спасибо вам за доброту. Извините, что отнял время,— пропищал он и пугливо выскользнул из комнаты.
Питер тут же бросился мыть руки, а затем налил себе стакан виски куда больше предыдущего. Он решил сразу доложить о госте Ганнибалу и впервые испытал на себе капризы загородной телефонной сети Зенкали. Подняв трубку, он услышал странный щелчок, похожий на пистолетный выстрел, а затем жуткий гул, вроде концерта для водопроводных труб в сопровождении роя пчел. Он набрал номер Ганнибала и услышал в трубке голос, доносившийся будто с того света:
– Да, сэ', мистер Флокс. Кого позвать?
– Кто говорит?
– Наполеон.
– Ганнибала можно?
Последовала длительная пауза, но было слышно, как Наполеон Ватерлоо с кем-то переговаривается,
– Иисус говорит, что мистера Ганнибала нет дома,—
неожиданно ответил Наполеон.
– Иисус?! — удивился Питер, так до конца и не успевший привыкнуть к зенкалийским именам.
– Да, Иисус говорит, что Ганнибал поехал в Дом правительства. Соединить вас с Домом правительства? — спросил Наполеон.
– Валяй,— ответил Питер и вдруг понял, что диск на его аппарате совершенно бесполезен и служит разве что украшением столь хитроумного устройства. Соединение происходило хоть и с шумом, но быстро — сначала с центральным полицейским участком, потом с рыбным рынком и, наконец, к радости Питера, с Домом правительства. Трубку взял сам Ганнибал. Питер все рассказал ему о госте.
