Виктор Потиевский - Риса
Неосознанное чувство тревоги погнало Рису с холма. Она бросилась в лес, наткнулась на густой едкий дым, выскочила обратно на холм, где дыма почти не было, спустилась на другую сторону вершины. Дым уже заползал и сюда, обнимая лёгким туманом ветви берёз, смолистые лапы елей. Рысь бросилась наугад через лес, подальше, как ей казалось, от приближающегося огня. Но ветер гнал пламя лесного пожара. И оно разливалось всё шире. Прогретый летним солнцем, хорошо просохший лес быстро вспыхивал, расплавленная смола с обожжённых стволов сосен и елей разлеталась огненными брызгами, словно деревья, умирая, в отместку пытались зажечь само небо.
Риса видела, как, ломая ветви и кустарники, пронеслись ей наперерез лоси. Они бежали, вскинув морды, длинными прыжками перемахивая через кочки, ямы, кряжистый валежник, - лось-бык, лосиха и худой стройный лосёнок, - хрипя, пронеслись, не заметив бегущей Рисы. Затем появился медведь. Он бежал быстро и почему-то ревел, возможно, огонь уже опалил его. Рису он увидел, но не обратил на неё внимания, исчез в дымной мгле.
Рысь двигалась быстрыми перебежками. На мгновение замирала, выбирая направление, выискивая, где не такой густой дым. Но вскоре она почувствовала жар, который надвигался на неё сзади, догонял. Был слышен треск пылающей хвои, гул пламени и ветра, всё это давило на уши, и Риса понеслась как обезумевшая, уже не выбирая направления.
Раз она оступилась, упала, кувыркнулась, зацепившись лапой за куст, тотчас вскочила на ноги, не задерживаясь ни на миг, помчалась дальше. Она спасала жизнь.
Жар сзади ослабел, отстал, но Риса бежала с прежним напряжением. Страх, огромный, неудержимый, гнал её. Гнал, хватая за хвост, за спину, и задние ноги вязкими, душными, дымными щупальцами.
С ходу Риса влетела в озеро, и вода, холодная и обычно неприятная для неё, показалась спасительной.
Она переплыла узкий залив большого озера, выбралась на крутой берег. Здесь жара не чувствовалась совсем, но дым стелился так же, как и на другом берегу. И она снова бросилась бежать, весь свой вековечный звериный страх перед огнём вкладывая в длинные и быстрые прыжки.
14. ПОГОНЯ
Ветер налетал порывами. Он подхватывал пепел сгоревших деревьев, уносил его, швырял на живой лес. И едва этот пепел касался зелёных игл сосен и елей, как вздрагивали деревья.
Здесь, на безмолвном и безжизненном просторе, где чёрными тенями ещё стоят обгоревшие стволы, снова возникнет жизнь. Сквозь удобренную золой почву пробьётся невзрачный, но упорный вереск. Прямой стебелёк его проткнёт спёкшийся поверхностный слой земли и резво потянется к солнцу. И зашевелятся под землёй его корни, и к ним неслышными путями хлынет подземная влага. Вокруг оживёт, задышит почва и закипит, запульсирует жизнь. А на песчаных склонах, рядом с зелёными островками вереска, вскинутся к солнцу лиловые вспышки иван-чая. Но всё это произойдёт не сразу, только следующим летом проклюнутся первые живые, яркие и упорные ростки...
А сейчас, хотя дни летели и уже приближалась осень, пожарище оставалось чёрным и безмолвствующим. Прошли дожди. Зола, покрывшая омертвелое пространство, постепенно смешалась с землёй.
Риса обходила стороной выгоревшие места и, чтобы не уходить со своей территории, волей-неволей охотилась не очень далеко от людского жилья, где поселился её знакомый бородатый человек и где вместе с ним жили другие люди и те самые две собаки, с которыми Риса познакомилась достаточно близко.
Ей ещё раз довелось вплотную столкнуться с ними, когда они однажды обнаружили её на днёвке. Собаки сопровождали кого-то из людей и, углубившись в сосняк довольно далеко от тропы, наткнулись на рысью лёжку. Они бросились на зверя со злобным лаем. Но Риса уже готова была их встретить: она выпрямила крепкое тело, устойчиво напружинившись на широких лапах. Собаки неожиданно остановились, словно встретили невидимую стену. В глазах рыси уже светился тот пронзительный огонь, который загорается на миг перед безжалостной атакой. Псы узнали рысь. Их испугало, что эта крупная кошка не обороняется, а готовится напасть, словно не они, собаки, её выследили, а она сама их подкараулила.
Оба пса, приседая и поджав хвосты, пятились, скалясь и продолжая лаять. Шерсть на их холках вздыбилась, пожалуй, от страха, а не от охотничьей свирепости. В звонком лае звучал тревожный зов, обращённый к человеку, которому они служили: "Скорей сюда, здесь враг!.." Риса понимала и интонации собачьих голосов, и всё их поведение, и то, что они поняли - насколько она сильней. Но рысь не напала - люди были слишком близко.
С тех пор Риса не встречала этих собак, только иногда попадались ей их следы. Она проходила, не задерживаясь, тревожно поводя усами, и с неприязнью морщила нос, чуть оскаливая длинные, слепяще белые, острые верхние клыки.
После того случая в лесу, когда она напала на браконьера, Риса сторонилась людей. В её памяти теперь смешались тревожные, пугающие воспоминания и приятно волнующие, тоже связанные с человеком.
Ей вспоминалась дочь лесника, правда, смутно, но вспоминалась. Добрая, ласковая, играющая с маленькой Рисой. И возникал в памяти облик девушки - такой чужой, незнакомой и - знакомой... И звучал её голос - ласковый голос из прошлого.
Этот голос звал её.
То вдруг по сне ей слышался выстрел, потом она задыхалась от запаха железа, человека, собак... И, начиная рычать ещё во сне, просыпалась в испуге.
Как-то быстро прошло это одинокое её лето. Лето без рысят. Она приходила к своему ручью, пила, просто лежала у воды, вслушиваясь в её журчание. Ручей был по-прежнему быстрым и чистым, но по нему уже скользили опавшие листья. Алые, жёлтые, оранжевые. Они проплывали мимо рыси, яркие, нарядные, как летние дни, которые давно уже уплыли вниз по ручью, унося с собой тепло, изобилие, бурную жизнь земли.
Да и сама Риса стала спокойнее, чуть мягче, медлительнее от этой осенней прохлады. И только глаза оставались быстрыми и пронизывающими.
Лес готовился к зиме. Осины и берёзы сбрасывали листву - всё равно она помёрзнет, тонкая и не защищённая от ветра и мороза, - плотнее сжимали свою кору, укрепившуюся за лето. Им предстояло встречать стоя хлёсткую, жгучую северную вьюгу, трескучие морозы, свирепые ветры февраля и марта.
Ручей сначала подёрнулся тонкой корочкой у берега, затем неожиданно, за одну ночь, затянулся ровным прозрачным льдом, сквозь который кое-где пока ещё виднелось дно. Вмёрзли в лёд камышинки у берегов. Жёлтые и звонкие, они трепетали на ветру, словно не желая покоряться всеобщему запустению и неподвижности.
