Эрик Кольер - Трое против дебрей
Бах! Медведь опрокинулся, как только пуля попала в цель.
— Стреляй еще! — закричал Визи, который был в восторге от происходящего.
Медведь лежал на снегу, пытаясь ударить воображаемых врагов правой передней лапой. Затем он поднялся. Голова его перекатывалась из стороны в сторону. У меня уже не было ни страха, ни волнения. Да их и не могло быть, раз я имел такую винтовку. Я снова прицелился и — бах! Медведь приподнялся и упал замертво.
Мы с Лилиан свежевали тушу, а Визи отправился в берлогу посмотреть, что там делается. Сначала отделили жир от мяса и внутренностей и наполнили ими свои джутовые мешки. Теперь мы были обеспечены жиром на всю зиму. Оставалось только смешать его с жиром лося. Визи выполз из берлоги:
— Там тепло, — сказал он.
Я взвалил мешки на вьючную лошадь и уже был готов усесть ся в седло, когда меня поразила внезапная мысль.
— Койоты тоже любят медвежье мясо, — сказал я. Примерно в сотне ярдов от нас стояли две большие ели.
Накинув петлю на шею медведя, я обмотал конец веревки вокруг луки седла и, оттащив тушу в сторону елей, оставил ее на расстоянии нескольких футов от деревьев. Лилиан удивленно посмотрела на меня, и я сказал:
— Через некоторое время койоты обгрызут весь остов. Завтра я вернусь сюда и расставлю капканы под деревьями. У нас ничто не должно пропадать зря.
Пронизывающий северный ветер дул нам в лицо, когда мы возвращались с добычей домой. Пока я снимал поклажу, поил лошадей и кормил их сеном, Лилиан все подбрасывала дрова в железную печку, и ее бока стали красными, как вишня. Пусть воет ветер! Пусть метет метель! Теперь у нас был жир, и мы могли уделить почти все время капканам.
К концу третьей недели декабря двадцать пять койотовых шкурок висело на внешней стене хижины. Пятнадцать горностаев и одна норка попались в маленькие капканы, которые расставила Лилиан в нескольких шагах от хижины в елях параллельно ручью.
— Капиталистка, — посмеивался я, глядя, как Лилиан сни мает шкурку с норки. — Что ты собираешься купить на эти деньги?
В каталоге заказов есть столовый сервиз, — она остановилась и отрицательно покачала головой. — Нет, пока не это! Мы потратим эти деньги на доски, чтобы у меня был пол.
В течение первой зимы это была единственная норка, оста вившая след на снегу.
«Пора, — размышлял я, — подумать о продаже нашего товара». До святок оставалось всего четыре торговых дня, а у нас не хватало многого, чтобы приготовить святочное угощение. И Лилиан тут же согласилась со мной. Надо было немедленно продать меха. Итак, мы впрягли лошадей в сани и отправились на юг к торговому пункту.
Чтобы продать шкуры в нашей лавке, требовалось много времени и не меньше терпения. Наваливая шкурки Бечеру на прилавок, я начал издалека: «Сколько вы обычно платите за хорошие койотовые шкурки?»
Бечер посопел, затем вздохнул, затем опять посопел. Он встряхивал и рассматривал шкурки с почти скучающим безраз личным видом. Затем он откусил кончик сигары и зажег ее. Потом он покосился на меня из-под своих густых седых бровей и начал потирать ладонью подбородок. Он не спеша попыхивал своей сигарой, глядя сквозь массивное оконное стекло, и казалось, мысль его блуждала где-то в Англии или Индии или где угодно, но только не в Чилкотине Британской Колумбии. Наконец он снова взглянул на меха.
— Наличными или товаром? — спросил он.
— И тем, и другим.
Сидя на прилавке и слегка постукивая о его стенки каблуками, он задержал в руке свежую сигару и затем протянул ее мне (я тоже сидел на прилавке, постукивая о его стенки каблуками). Я взял сигару, откусил кончик, крепко зажал ее в зубах и попросил спички.
Он вздохнул. «Э-э, я вижу, ты вошел во вкус», — и протянул мне спичечную коробку.
В лавку вошла индианка. На вид ей можно было дать и двадцать лет, и все пятьдесят. Не мне было судить о ее возрасте. Лавочник обратил ко мне раздраженный взгляд.
— У нее нет и медной монетки, ни одного завалящего цента. Но я достаточно долго работал у лавочника и прекрасно знал, что он отпускал индейцам товар в кредит, когда у них не было ни гроша, а затем умел получить с них все сполна либо мехами, либо работой.
— Тебе что-нибудь нужно, Салли? — Бечер бегло взглянул на индианку, а затем снова устремил взгляд в окно.
На голове у женщины был кроваво-красный шелковый платок. Грудь индианки облегал старый шерстяной свитер. Фигура у нее была почти квадратная. Дешевая ситцевая юбка обтягивала ее бедра и почти не закрывала колен. У нее были желтые от табачного сока зубы, плоский нос и глаза рыбы-скво, только что вытащенной из воды. Но, несмотря на эти мелкие недостатки, она совсем не показалась мне дурнушкой.
В ответ на вопрос лавочника она захихикала и сказала: «Табак».
На лице у лавочника появилось скучающее выражение. «Ни одного завалящего цента». Это было сказано не мне, не женщине, а окну. Но затем он взглянул на меня и сказал:
— У них пять сосунков, а в доме нет и ломаного гроша. Муж болен и не может охотиться.
Сказав это, он распахнул стенной шкаф и взял с полки мешочек табака.
— Как ты плати, если моя табак дай? — обратился он к женщине.
На это у нее был готовый ответ:
— Вчера моя капкан поймай два ондатра. Скоро шкура сухой, моя приноси в лавка.
Итак, лавочник дал ей табак, двухфунтовую банку сиропа, две книжечки папиросной бумаги, коробку замешанного на соде печенья и маленький пакетик конфет.
— Когда шкура готов, — сказал он, — твоя приноси ондатра, плати твой «челюсть» (это означало «долг»). И только тогда он снова обратил внимание на мои шкурки.
— Эта депрессия, — проворчал он, — сильно подкачала ме ховую торговлю. Возьмем, например, койотов. — И он начал перебирать мои койотовые шкурки. — Почти невозможно сбыть хорошую койотовую шкурку.
Не говоря ни слова, я рассматривал кончик сигары. На этот раз Бечер встряхивал и рассматривал шкурки в медленном темпе. Затем он взял карандаш и начал делать какие-то выкладки на обрывке бумаги. Закончив свои вычисления, он выпрямился и заявил:
— Вот что я тебе скажу. Я дам тебе двести долларов за все это, половину наличными, половину товаром.
Я начал собирать шкурки с прилавка.
— Слишком дешево. Эти шкурки мне дадут чистых двести сорок долларов, если я отправлю их на аукцион.
Продажа с молотка! — буркнул лавочник. — Эти аукционеры — они обдерут тебя как липку! Комиссионные, правительственные пошлины, оплата перевозки! — И, сделав паузу для большего впечатления, он продолжал: — Да они просто украдут твою норку, эти аукционеры. Между прочим, шкурка неплохая. Он поднял норковый мех и подул на ворс.
