Радмир Коренев - Собака — зверь домашний (Первое издание)
— Кому цветочки, а у меня в больнице еще окна не заклеены. Сейчас, наверное, уж во все щели снегу надуло.
— А летом вы что делали? Лясы точили?
— Хватало и летом работы. То с температурой, то с носом разбитым…
— Что-то не пойму я, ты в клуб или в больницу.
— Какое там «в клуб». Вот свет погас, провода оборвало. Подежурить надо.
— Всегда дома дежурила, а счас попрет тебя. Больных-то нету. На замке больница. А если что, мы завсегда рядом… Вон и Матвей лампу задул. Видать, собрался. Такое раз в году бывает, еще и концерт, читала?
— Афишу-то читала. Пойду все же в больницу. Ведь белого света не видать. Случись что, людям по пурге бегать — не лето. И докторша обидится. Кто ей в помощь, коль не я?
Грачев засопел недовольно, однако признал: Лукерья права. Служба есть служба.
— Ну, валяй! А то, гляди, на концерт, может, вырвешься. Сын ведь играет.
Когда Грачев вошел в клуб, там уже было тесно. Плечом к плечу сидели на скамьях рыбаки и рыбачки, молодые и старые, дети и подростки. Все собрались, как на большой семейный праздник.
— Ого, народу, — поискав глазами место да покрутив головой, произнес Грачев и, заметив деда Матвея, стал пробираться к нему.
— Я те место припас, — похвалился дед Матвей, — вообще-то внучка. Постреленок, якрь те в клюз. Она пораньше убежала.
— Оно и то понятно, конец путины, кому премия, интересно. Сверх плана дали. А кому что подкинут, увидим. Тебя-то, Грач, не обойдут и под всеми парусами.
— План-то дали, поработали… — Грачев хитро ухмыльнулся. — Без труда не вытянешь рыбку из пруда. А где Степка-то, не видел?
— За кулисой орудует. Жаль, свету нет. Что эти коптилки? Обещали киношники движок пустить, да тоже копошатся. К концу собрания сообразят.
— Ха-ха, — Грачев громко засмеялся. — Сообразят. Они уже до собрания сообразили, потому и движок не молотит. — Он оглянулся на квадратики в стене, откуда выглядывали дула киноаппаратов, и у дверей увидел Кандюка.
— Что-то Кандюк запаршивел. Волком на всех смотрит, откололся от общества.
— Дрейфует без жены-то, плывет по течению, — добавил дед Матвей.
— Баба жива была, порядок держала. А семейный человек лучше смотрится.
Вдруг зал загудел, словно волна морская.
— Гля, профсоюз подарки тащит, эх-ма, якрь те в клюз. Патефоны. Два, новые!
— Тихо, товарищи! Тихо! — парторг поднял руку. — Сейчас будем начинать. Предлагаю президиум.
Степан вышел из-за занавеса и соскочил со сцены в зал. Он быстро прошел к двери, на ходу застегивая пуговицы бушлата, толкнул от себя дверь и лоб в лоб встретился с Лосевым.
— Куда это ты на скоростях?
— На катер сбегаю. Андрей струны купил, а принести забыл. Сейчас позарез нужны.
— Осторожно иди над обрывом. Ветер сумасшедший.
— Ничего, добегу! — ответил Степан и окунулся в мокрую темень пурги.
Кандюк незаметно выскользнул следом. Мысль его лихорадочно работала: «Поговорить, попросить, убедить… Только сегодня, сейчас, на дороге. Завтра будет поздно. Степан уйдет к ней после концерта и конец».
Он приподнял воротник пальто, пощупал на боку нож, без которого не ходил, и, вспомнив, что может встретить Дика, завернул домой. Хотел взять палку, но все замело снегом. Под руку попался топор. Кандюк прихватил его и бросился догонять Степана.
Ошвартованный к причалу катер отыгрывался на длинных тросах. Волны с грохотом ударялись о брекватер и полуразбитые вкатывались в ковш.
— Витя! По-моему, надо дать «дупленем» на берег и тогда надежно!
— Иди, Степа! Я с Костей заведу пару концов.
— Ну смотри, не опоздай на концерт!
— Жми, организуй! Я следом…
Степан поймал момент, когда борт, качнувшись, поравнялся с причалом, и спрыгнул, окунувшись в темень и вьюгу. Ветер уже не дул в спину, как по пути в ковш. Тугой, порывистый, он швырял комья снега в лицо, и Степан продвигался боком. Он шел правым плечом вперед, обратив лицо к морю, поджимался к скале, чтобы не упасть. Рука устала придерживать мичманку, и он, повернувшись спиной к ветру, заправил ремешок под подбородок. Несколько шагов шел спиной вперед, смотрел, как сливается с темнотой луч прожектора. Но что это? Черный шар прокатился в ворота. Собака.
И вдруг его озарила мысль: «Дик! Наверное, Дик! Сейчас в рыбозаводе, кроме сторожа, никого нет, а собак туда вообще не пускают, исключение Дику и то потому, что он появляется неизвестно когда и откуда».
Пока Степан размышлял, собака исчезла. Слилась со скалой, растворилась в снежном заряде.
А волны бесновались внизу, бурлили, как в гигантском котле, выплескивались, опадали, чтобы с новой силой удариться в скальный берег. Циклон набирал силу. Потеплело. Хлопья снега таяли на лету, превращались в капли. И вот уже снова лил дождь, косой и хлесткий.
Ветер завывал, как волчья стая, кидался в гору, ломал ольховник…
Кандюк втиснулся в расщелину скалы. С того времени, когда достиг середины тропы, он уже не спускал глаз с освещенных ворот рыбозавода. Благо ветер дул в спину и видимость стала лучше. Степана он увидел и узнал сразу.
Сердце Кандюка застучало молотом. Вдруг Степан поскользнулся и упал. Это было так неожиданно, что Кандюк растерялся. Но в следующий миг он отделился от скалы, склонился над Степаном и оцепенел. Парень лежал неподвижно, а по виску растекалась кровь. Пока он думал, что делать, длинной торпедой, выброшенной из темноты, мелькнул силуэт собаки. Сбитый ударом в грудь, Кандюк упал на спину, не выдержав тяжести огромного пса. Это был Дик. Разжались руки, топор выпал, и дикий крик ужаса взлетел над скалами. Крик слился с грохотом наката, с завыванием штормового ветра, с звериным рычанием пса. Шарф и телогрейка мешали Дику сдавить горло. Он рвал тряпки. Рвал быстро, яростно, остервенело. Страх перед смертью придал Кандюку силы. Извернувшись, он встал, хотел бежать. Но ни бежать, ни просто идти он не мог. Лишь еле-еле передвигался рывками. Дик волочился за ним, пытаясь остановить, и клыки его вонзались все глубже и глубже. Не только Дик был охвачен азартом схватки. Дикие собаки, что всегда оставались на взгорье, возбужденно лаяли, искали спуск, чтобы прийти вожаку на помощь.
— А-а-а! — летело над поселком. — А-а-а…
Выл ураганный ветер, тяжелой дробью сыпал град, прибой рычал, как полчище львов, а из клуба на поиск уже выходили люди.
Рассказы
«Подвиг»
Шла к концу ночная вахта. Впрочем, моряки теплохода «Игарка» в этом полярном рейсе отличали день от ночи лишь по обеду, приготовленному к двенадцати ноль-ноль поварихой Нюрой.
