Барри Крамп - Залив
Мы с Дарси поехали в лагерь за грузовиком, а также за мешками со шкурами, чтобы передать их своему агенту в Кэрнсе.
Согласно дневнику Фиф, в эту поездку мы добыли двести шестьдесят четыре фута крокодилов. На добрых пятьсот фунтов стерлингов. Но чек нам вручат только после того, как вернемся из поездки, которую мы собираемся совершить вдоль берега залива к реке Робинсона… или дальше, если управимся до сезона дождей. Возможно, доберемся до самого Арнхемленда.
Вокруг залива
Времени было немного. Решение совершить путешествие к рекам с другой стороны залива было принято слишком поздно: до начала сезона дождей у нас оставалось примерно недель шесть или два месяца. Мы оставляем «блиц» в Ялогинде и грузим все необходимое в лендровер: две двухсотлитровые бочки, одну — для воды, а другую — для бензина, семь мешков соли, два мешка муки, табак и прочее продовольствие, все снаряжение для охоты на крокодилов, сверху маленький ялик. Это был большой груз.
Мы добрались по равнине до переправы через реку Грегори, а затем поехали по старой военной дороге. Нескончаемые мили, и только следы от колес, песок и жара. Наши спины прижаты к сиденьям, пыль, проникающая в щели, стоит столбом.
Мы с Дарси по очереди сидим за рулем. Никаких происшествий, только колеса порой увязают в глубоком песке.
Ночевка. Едем дальше. Проезжаем мимо миссии Ду-миджи. Висит знак: «Останавливаться воспрещается».
— Дарси, почему они так негостеприимны?
— Лубры[4] иногда тайком навещают тех, кто останавливается на ночевку поблизости. Миссии делают большое дело, и дети-полукровки им совсем ни к чему.
Едем дальше. Грязный водоем. Впереди между деревьями бежит буйвол, он сворачивает куда-то в сторону и исчезает.
— Дарси, говорят, буйволы опасны, бросаются на человека, как только завидят.
— Буйвол не отличается от большинства животных. Он предпочитает уклоняться от встреч, а не сражаться. Если его ранить, раздразнить или испугать, тогда он ринется в нападение. Буйвол очень силен и яростен.
Стадо ослов, колыхая длинными ушами, перебегает дорогу впереди машины и исчезает между деревьями в поднятой им же пыли.
Снова ночевка. Заправка машины. Едем дальше. Разговариваем со стариком в прохладном доме у дороги. Он сторожит этот дом для кого-то (наверно, для бога, который забыл, что ему надо вернуться и подменить старика). У него огород с настоящими зелеными овощами, он лучший друг звонкоголосого сорокопута и злейший враг черных ворон.
Добираемся до овцеводческой фермы в Уэстморленде и подкатываем к каменному дому, стоящему за каменным забором в местности, усеянной камнями. Подняв тучу пыли, Прушковиц, этот пыльный призрак, расслабленно сваливается с заднего сиденья и шумно, ненасытно пьет из заросшего озерка. Эта жалкая пересыхающая лужа с грязной водой битком набита мелкой рыбешкой и окружена черной полосой сухого ила, истоптанного множеством ног. Жаркий сезон продолжается слишком долго. От пыли мы побелели и охрипли, волосы у нас жесткие, как проволока. Мы по колено утопаем в грязи, а воды всего по пояс. Окунаемся в почти горячую воду. Потом едим соленую говядину с картошкой, приготовленную джинном, имеющим от роду по крайней мере лет двести.
Молодой управляющий фермой в Уэстморленде был здесь единственным белым. Он заканчивал отделку обреза, который изготовил из старой армейской винтовки. Ему приходилось часто стрелять в диких быков, уводивших скот, а галопировать на коне с тяжелой винтовкой неудобно. Он отпилил ствол на расстоянии пяти дюймов от патронника и приделал к обрезу пистолетную ручку. Это было оружие, опасное на вид. Нас пригласили присутствовать при его испытании.
«Испытатель» был вызван криком, который передавался от одной группки аборигенов к другой, пока не достиг ушей того, кому предназначался. Он подошел к нам шаркающей походкой, стараясь не показать своих опасений. Он, видимо, был самым полезным человеком на ферме. Любую норовистую лошадь объезжал он. К любой опасной на вид скотине первым подходил он. Он рисковал своей жизнью много раз в году, получая за это всего несколько брусков жевательного табака в неделю и еду, которую делил со своей семьей, всеми родственниками и приятелями, навещавшими его.
— Иди сюда. Видишь это ружье?
— Какое малюсенькое ружье, хозяин!
— Оно заряжено, так что не трогай спускового крючка, пока не изготовишься для стрельбы. Возьми его с собой туда и выстрели в то дерево. Ни на кого не направляй.
Мы попрятались, а мужчина пошел в сторону озерка, неся оружие с таким видом, будто это была спящая гадюка. При выстреле в стволе винтовки развивается двадцатитонное давление. Изобретатели его, я уверен, никогда не предполагали, что детище будут разряжать подобным образом. Абориген дрожащей рукой поднял оружие примерно в направлении дерева, вытянул при этом руку как можно дальше, а лицо отвернул, словно не желая глядеть на какую-то мерзость. Потом он выстрелил.
Никто не мог бы определить, куда полетела пуля, но человек и обрез разлетелись в разные стороны. Впечатление было такое, будто он сначала отпрыгнул от обреза и лишь потом выстрелил. Управляющий сделал ему выговор за то, что он уронил обрез в грязь. Убедившись, что оружие не разорвалось, управляющий стал испытывать его сам. Оно чуть не вырвалось у него из рук, а пуля подняла фонтанчик пыли далеко в стороне от цели.
Нас всех пригласили пострелять из этого сказочного «пистолета», но мы уклонились. Это была безобразная поделка. Часа через два мы уезжали, и к тому времени, произведя тридцать устрашающе громких выстрелов, управляющий уже добился того, что попадал в четырехдюймовый ствол дерева с расстояния шести футов, крепко держа обрез обеими руками. Успех можно было счесть если не грандиозным, то шумным — перепуганные аборигены сбились в тесные группки и держались подальше.
Едем дальше. Пейзаж тот же самый, только равнина стала холмистой. Каменистые горбы чередуются с лощинами, по которым в сезон дождей текла вода. Растительность в лощинах немного зеленее, но и здесь преобладает тот грязный рыжевато-зеленый цвет, преследующий нас всю дорогу. Сотни миль предстоящего пути больших перемен не обещают.
Проезжаем Воллогоранг. Стоит он прямо на границе между Квинслендом и Северной территорией.[5] Фиф говорит, что теперь мы лучшие профессиональные охотники Квинсленда и Северной территории.
Свернув на ухабистую каменистую колею, которая когда-то была дорогой, мили две мы ползли на первой скорости к знакомому Дарси медному руднику. Хотелось добраться и устроиться засветло. Большая синеватая яма и груды руды. Могила изыскателя, который жил здесь много лет, добывая по нескольку мешков богатой руды всякий раз, когда ему была нужна еда или оборудование. В обрыве пещера, в которой он жил. Внутри все, как при жизни изыскателя, не считая двенадцатифутового скального питона, который, свернувшись, лежит горой на койке, подвешенной к потолку. Среди камней бежит свежая, чистая вода!
