Эрик Бутаков - Вокруг Байкала за 73 дня
Тажеранская степь формально начинается за речкой Анга, в устье которой мы планируем сегодня добраться. Но и в этих лысых сопках уже чувствуется свежесть степных Тажеранских ветров. Маленькие темные деревья, как бородавки на теле холмов. Редкие речки в холодных распадках ещё не растаяли, и лежат поверх травы длиной узкой полосой потемневшего льда. Солёные небольшие озёра, окаймлены скользкими белыми камнями и огромными каменными истуканами. Кишащие утками, куликами и турпанами, озёра манят прохладой, но жажду утолить не дают. Ни людей, ни животных – только Море и голые холмы до горизонта. «Хорошее место для торговли наркотиками. Два вертолета – вот дипломат, вот героин – и разлетелись. А вокруг на сто миль никого.» Жесткая, мелкая баранья трава. При каждом шаге разлетаются сотни мелких кузнечиков и сотни клещей прилипают к ногам. Клещи здесь отличаются от прибрежных количеством, размерами и наглостью. Их миллионы. Коричневые, величиной с копейку, они нагло лезут по брюкам, как будто стоишь в муравейнике. Стоит нагнуться до уровня травы, увидишь их на каждой травинке, как ягоды смородины. Сусличьи норы они облепили кольцом – в аккурат диаметру норы. Суслику – хоть не выходи. Правда, говорят, суслики от них не болеют, но все равно приятного мало. Позже, мы увидели коров с виноградинами напитых раздувшихся паразитов на шкуре. Зрелище – ни для детских глаз!
Жара и жажда. До Байкала не спустишься – высоко и опасно (берег крутыми скалами падает в воду), озёра соленые, реки ни реки – лед вдоль степи. Во фляге есть ещё пара глотков, но этого мало. К счастью, ближе к полудню стали попадаться убогие строения. У разбитой отары бурят-пастух всё пытался успокоить лошадь, дико таращившую глаза на нас и подающую задом. Толком не смог объяснить где мы находился, от карты шарахался, как его лошадь от нас, но направление на Усть-Ангу перстом указал. Воды пожалел. Ну не еврей ли?
У дороги Бурхан. Бурятское божество на святом месте осыпано монетами, бутылками, патронами и прочей пригодной ему мелочью. Выгоревшие ленты и тряпочки колышутся на ветру – символы веры и просьбы помочь. Я тоже привязал тряпицу и монетку бросил и попросил воды. На Бурятской Земле, у Бурятского Моря Бурятских Духов нужно почитать. Дорога дальняя и вся национальная, будем учтивы к традициям наций, да поможет нам Бог!
Через пару километров – ручей, а рядом бревно. Значит, полный котелок и костер. А это уже обед. Сработало! Спасибо духи! Слава Богу!
К вечеру мы были вымотаны основательно. Но где эта Усть-Анга, кто бы её знал. Высокие холмы, на которые и сил-то уж не было взбираться, не желали открывать панораму долины реки, заслоняли деревню. Что ж, пошли на залив к Байкалу. Там хоть вода, холодная чистая вода. Там может и заночуем.
Не успели разбить лагерь (всё что-то мялись, как чувствовали) – моторная лодка. Ребята сети ставят.
– Мужики, далеко до деревни?
– Не-е. Здесь, за поворотом. – и машет в сторону Моря.
Для него «за поворотом», для нас часа два утомительного подъёма вверх по склону. В такие минуты тяжёлого подъема на ум приходят разные мысли. Тогда мы стали рассуждать, как наши ребята в Афгане, в горах, вот так же устав, умудрялись ещё и воевать, когда с вершины внезапно застучит пулемет? Куда тут денешься? За что спрятаться? Как на ладони. Местность давно пристреляна. И сил нет, и бежать некуда и хрен сшибёшь этого урода с сопки – одна голова торчит маленькой точкой. Как они выживали? Эти мрачные мысли прибавляли упорства и сил – ребятам было гораздо труднее, они жизнью платили за то что устали.
На вершине холма мы застыли. Индия! Точно, у наших ног лежала Индия, и была она неописуемо красива. Чёрная речка, извиваясь от горизонта до Моря, цеплялась тонкими протоками за плоские берега, покрытые илом. Долину реки, накрытую коричнево-красной матовой дымкой, окаймляли волны холмов. До самого края вселенной, стояли холмы, причудливых форм и изгибов, размытые сумрачной охрой закатного солнца, пурпурным шаром зависшим над крохотным миром. Это воздух кажется красным в мелкой пыли не рожденных туманов. Маленькое селение прилепилось к подножью холма, и хитро подмигивает нам из тени мерцанием желтых окон старинных построек, маня разделить с ним ночь.
Пошли – разделим. Пока корячились на спуске, солнце село от Индии осталась Бурятская деревня по имени Усть-Анга. На берегу грязной речушки, из которой страшно пить из-за обилия дохлых гниющих баранов, лежавших в мутной воде, мы решили мостырить палатку. Мокрый и скользкий илистый берег не предвещал теплого сна и грозил увеличить вес промокшей палаткой. Нужно было на заливе остаться.
Анга – по-бурятски и эвенкийски – пасть животного, рот. В переносном значении – ущелье, расщелина, промоина, щель.
Вова пошёл в ближайший дом попросить колодезной чистой воды, я распинывал камни на месте ночлега.
– Стой, не вытаскивай! – Володя довольный мчался по берегу. – Я договорился насчёт ночлега!
– Отлично, Сигизмунд! – я обратно запихал в мешок палатку.
Быстро собрав пожитки, мы направились в ближайший дом.
У ворот усадьбы нас ждал молодой крепкий бурят с чудным именем Сократ. Не ударив в грязь лицом, я отозвался: «Эрик». Сократ заулыбался, открыл калитку, пригласил в дом.
Летний тонкобревенчатый домик, который нам выделили для ночлега, был снабжен национальной железной печуркой с огромной круглым отверстием для чана. У печи стоял струганный стол и две широкие лавки. Метровая загородка с одной стороны и печка с другой делили комнату на две равные части: кухню и место ночлега. Кроватей не было, был ровный пол – спят на полу. Нормально. Обустроив ложе, разложив коврики и спальники, переодевшись и помывшись, мы было взялись готовить ужин, как в сумрак жилища, ввалились два человека с огромными грязными рюкзаками. Местный пожарный (имени его я не помню), и огромный бурят по имени Мэлс – лесник этих мест. Поздоровавшись, познакомившись, не теряя времени, по хозяйски, они вытащили из мешков свежую рыбу и взялись варить уху. Мы помогали, как могли: чистили лук и картошку, топили печь, и всё такое. Пока суть да дело, Мэлс поведал нам тайну своего странного имени. Мэлс – это начальные буквы великих имён: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Я тут же стал придумывать аббревиатуру своего имени, но ничего хорошего не получалось. На ужин мы уплетали горячих щук, творог, и чай с молоком. Тешили друг друга рассказами. Мужики жаловались на ОМОНовцев, которые отбирают сети, рубят лодки и даже бывает бьют местное население, мотаясь по округе на черном вертолете. А Анга и Байкал – кормилицы здешних жителей. Денег-то нет. Тайга кормит. Бараны, слава Богу, ещё не все передохли. Где работать? На что жить? Что делать? Кто виноват? Так могло продолжаться долго – больные темы особенно любимы и длинны. От слёз спасло только сообщение Вовы, что он спортивный врач, и разговор принял спортивную окраску. Мэлс заявил себя мастером спорта по вольной борьбе. Судя по комплекции это могло быть правдой. Спортивная тематика переросла в национальную и мы узнали, что вся сила бурят в хитрости. Кто хитрее – тот и победитель. Мэлс без устали рассказывал о проделках самого сильного бурятского духа, живущего на мысе Рытом. Ещё мы узнали, что Марта по-бурятски Конь.
