Майн Рид - В дебрях Южной Африки
Ван Блоом предложил отогнать лошадей подальше в степь, куда эти мушки, по-видимому, не залетали. Его беспокоило только одно: что лошади из-за них нервничают.
По той же причине жалел лошадей и Гендрик; из всех троих один только Ганс угадал истину. Ему доводилось читать о страшном насекомом, которое водится в некоторых глубинных областях Южной Африки, и при виде мушек у него сразу возникло подозрение, что это оно и есть.
Юноша тотчас поделился своею догадкой с отцом и братом, и те не на шутку встревожились.
— Позовите сюда Черныша! — распорядился ван Блоом.
Кликнули бушмена, и тот немедля прибежал с веревками в руке. Последний час он был занят разгрузкой фургона и не думал о лошадях и о странном их поведении. Но когда он прибежал на зов и увидел рой, круживший над лошадьми, маленькие глазки его широко раскрылись и все лицо исказилось в изумлении и крайней тревоге.
— Что это такое, Черныш? — спросил хозяин.
— Мин баас! Мин баас! Тут сам дьявол… эта разбойница — муха цеце!
— А что такое «цеце»?
— Боже!.. Все мертвы… Мертвы! Все наши лошади!
То и дело сам себя перебивая громкими причитаниями, Черныш принялся разъяснять, что жало мухи, которую они видят перед собой, ядовито; что лошади неизбежно умрут — раньше или позже, в зависимости от числа полученных ими укусов; но стоявший над ними рой не оставил у бушмена сомнения, что лошади основательно искусаны и в течение одной недели все до единой падут.
— Ждите, мин баас, — завтрашний день покажет.
И в самом деле, на другой день, еще до полудня, у лошадей появились опухоли на голове и по всему телу; воспаленные веки почти закрывали им глаза; несчастные животные не желали щипать траву и бродили, словно вслепую, по тучному пастбищу, давая знать о мучившей их боли глухим, печальным ржанием. Каждый понял бы, что они обречены на гибель. Ван Блоом пробовал пустить им кровь, испытывал разные другие средства, но безуспешно. От укуса мухи цеце нет исцеления!
Глава 17. ДОЛГОРОГИЙ НОСОРОГ
Гендрик ван Блоом был на грани полного отчаяния. Судьба, казалось, преследовала его на каждом шагу. Годами он шел под уклон, из года в год оскудевало его земное богатство, он делался все беднее. Теперь он достиг самой низшей ступени — стал просто нищим. У него не осталось уже ничего. Лошади были все равно что мертвы. Только корова была спасена от цеце: ее не подпускали к подножию хребта и выгоняли пастись в открытую степь; она и составляла теперь весь «живой инвентарь» трек-бура, все его имущество. Правда, у него оставался еще превосходный фургон, но что проку в нем без волов или лошадей? Фургон без упряжки! Уж лучше бы упряжка без фургона.
Что предпринять? Как найти выход из положения? А оно было достаточно трудное, чтобы не сказать хуже: трек-бур находился сейчас в двухстах милях от ближайшего культурного поселения, и добраться туда не было иной возможности, как только пешком; но как пройти с малышами двести миль? Немыслимое дело!
Пешком по голым, безлюдным степям, превозмогая страшную усталость, терпя голод и жажду, подвергаясь встречам с опасными хищниками! Нет, не под силу будет детям совершить такой путь. «А что еще делать?» — спрашивал себя ван Блоом. Оставаться здесь с детьми на всю жизнь, кормясь охотой в меру удачи да кореньями? Неужели стать ему дикарем-охотником, бушменом, «лесным человеком», а детям — «лесными ребятами»?
Такие мысли непрестанно осаждали ван Блоома. Неудивительно, что он чувствовал себя глубоко несчастным. Он сидел, сжав виски ладонями, и восклицал:
— Милосердное небо! Что станется со мной и с детьми?
Бедный ван Блоом! Он дошел до самой низкой ступени, уготованной ему судьбой. Да, поистине самой низкой, потому что в тот же день — и даже в тот же час — случилось нечто такое, что не только доставило облегчение его угнетенной душе, но обещало лечь в основу нового благополучия. Один лишь час спустя будущее стало рисоваться ван Блоому совсем в ином свете, один лишь час спустя он был уже счастливым человеком, и все вокруг почувствовали себя такими же счастливыми!
Вам не терпится услышать, как произошла такая перемена? Какая маленькая фея выскочила из родника или сошла с горы, чтобы оказать покровительство доброму буру-кочевнику в трудную минуту? Вам не терпится услышать? Вы услышите!
Солнце клонилось к закату. Трек-бур со своей семьей сидел под большой нваной у костра, на котором только что сварили ужин. Не было разговоров, веселой болтовни — дети видели, что отец удручен, и сами притихли. Никто не разговаривал, только изредка перемолвятся словом, да и то шепотком. В эту-то минуту и выразил ван Блоом свои печальные думы приведенным выше восклицанием.
Словно ища ответа, он поднял к небу глаза, потом обвел ими равнину. И вдруг его взгляд остановился на странном предмете, только что появившемся из дальней заросли кустов. Это был какой-то зверь, очень большой, так что ван Блоом и другие приняли его поначалу за слона. Никто из них, кроме Черныша, еще не видывал диких слонов. Хотя слоны водились когда-то по всей южной половине Африки, они уже давно ушли из населенных мест, и в наши дни встретить их можно только за пределами Капской колонии. Но трек-бур и его сыновья знали, что слоны здесь водятся, так как приметили уже их следы, а потому они все и подумали, что приближавшееся животное, наверно, слон. Впрочем, Черныш составил исключение. Как только взгляд его упал на зверя, маленькой бушмен вскричал:
— Чукуру! Это чукуру!
— Носорог? — сказал ван Блоом, зная, что «чукуру» — бушменское название, носорога.
— Да, баас, — ответил Черныш, — очень большой детина! Кобаоба, длиннорогий белый носорог. Эти слова Черныша означали, что приближавшийся к ним зверь принадлежал к крупному виду носорогов, которых туземцы именуют «кобаоба». Теперь, мой юный читатель, я позволю себе заметить, что ты, вероятно, всю свою жизнь воображал, будто на свете есть только один вид носорога, который так и зовется: носорог. Я прав? Ну конечно.
Ты, доложу я тебе, ошибался. Существует множество различных видов этого весьма своеобразного животного. Мне их известно по меньшей мере восемь. И я без колебания скажу, что, когда Центральная Африка, Южная Азия и острова Малайского архипелага будут в полной мере исследованы, видов носорога окажется еще в полтора раза больше.
В Южной Африке хорошо известны четыре вида, еще один вид, отличный от них, водится в Северной Африке, а большой индийский носорог имеет лишь отдаленное сходство с каким бы то ни было из африканских. К обособленному виду, отличному от африканских и индийского, принадлежит носорог, живущий на острове Суматра, и еще один самостоятельный вид составляет яванский носорог, обитатель острова Ява. Итак, мы насчитали не менее восьми пород носорога, резко различающихся между собой.
