Александр Дюма - История моих животных
Однако опыт доказывает, что лучше скучать вначале, чем под конец.
Более того: некоторые из моих собратьев, не зная, что предпочесть, решили наводить тоску на читателя на протяжении всего романа или на зрителя в продолжение всего Schauspiel.
И это им удается.
А я едва не стал жертвой своего метода, который состоит в том, чтобы развлекать с самого начала.
В самом деле, посмотрите мои первые акты, взгляните на мои первые тома: мои старания сделать их настолько развлекательными, насколько это возможно, часто вредили четырем другим, когда речь шла о первом акте; пятнадцати или двадцати другим, если речь шла о томе.
Свидетельство тому — пролог «Калигулы», убивший трагедию; свидетельство тому — первый акт «Мадемуазель де Бель-Иль», едва не погубивший комедию.
После того как вы развлекались первым актом или первым томом, вы хотите развлекаться постоянно.
А это трудно, очень трудно — почти невозможно — все время развлекать.
В то время как, напротив, поскучав во время первого акта или за чтением первого тома, вы желаете немного отдохнуть.
И тогда читатель или зритель испытывает беспредельную благодарность за все, что делается с этой целью автором.
В одном только прологе «Калигулы» нашлось бы довольно того, что могло обеспечить успех пяти таким трагедиям, как «Хлодвиг», как «Артаксеркс», как «Сид Андалусский», как «Пертинакс» и как «Юлиан в Галлии».
Только надо было каждый раз давать этого понемногу, а главное — не давать всего в самом начале.
В этом роман или драма подобны обеду.
Ваши гости голодны, они хотят есть. Им все равно, что они будут есть, лишь бы только утолить голод.
Подайте им луковый суп — некоторые, возможно, поморщатся, но, без сомнения, все станут есть; затем дайте им свинину, кислую капусту, какую-нибудь грубую пищу — что угодно, но в изобилии, и, наполнив желудок, они не станут ворчать, уходя.
Они даже скажут: «Было невкусно, но, право же, я пообедал».
Вот почему иногда имеют успех те авторы, кто заставляет скучать постоянно, с самого начала романа или пьесы и до конца.
Этот способ — наименее употребительный и самый ненадежный; я не советую прибегать к нему.
Вот два других метода.
Для начала метод Вальтера Скотта.
Вы подаете, как на предшествующем обеде, луковый суп, кислую капусту, заурядное мясо. Но затем появляются куропатки и фазаны, даже обычная домашняя птица — гусь, если хотите, и ваши гости аплодируют, забыв начало обеда, и восклицают, что пообедали словно у Лукулла.
Мой же метод хуже всех прочих, как я уже сказал.
Я подаю своих куропаток и фазанов, своих палтусов, своих омаров, свои ананасы, не приберегая их на десерт; затем вы видите рагу из кролика, сыр грюйер и кривитесь; и я вполне счастлив, если вы не кричите на всех перекрестках, что моя кухня на шестьсот метров ниже и самого дрянного трактира, и уровня моря.
Но я замечаю, милые читатели, что несколько отвлекся от собаки, которая у меня есть, и от кур, которые у меня были.
Мне кажется, сегодня я воспользовался методом Вальтера Скотта.
Надо испробовать все.
II
ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ МОИХ ЖИВОТНЫХ
В таком случае продолжаем действовать по способу великого шотландского романиста, то есть знакомить с нашими персонажами.
Но, для того чтобы узнать их по-настоящему, читатель должен любезно согласиться отступить на семь или восемь лет назад.
Он застанет меня в Монте-Кристо.
Каким образом Монте-Кристо получил свое имя?
Не я назвал его так: я не настолько тщеславен.
Однажды я ждал к обеду Меленга с женой и двумя детьми.
Монте-Кристо только что был построен и не имел еще имени.
Я, как мог, объяснил его местонахождение своим приглашенным, но не настолько точно, чтобы все милое семейство сумело добраться пешком.
В Пéке они наняли карету.
— К господину Дюма, — сказала г-жа Меленг.
— А где это? — спросил кучер.
— На дороге в Марли.
— В Марли ведут две дороги, нижняя и верхняя.
— Черт возьми!
— Так которая вам нужна?
— Не знаю.
— Что же, у дома господина Дюма нет названия?
— Есть: замок Монте-Кристо.
Пустившись на поиски замка Монте-Кристо, они его нашли.
Госпожа Меленг рассказала мне эту историю.
С тех пор дом г-на Дюма стал называться замком Монте-Кристо.
Хорошо, чтобы потомки, когда они займутся исследованием этого вопроса, получили верные сведения.
Итак, я жил в замке Монте-Кристо.
Не считая гостей, которых мне приходилось принимать, я жил один.
Я очень люблю одиночество.
Людям, способным его оценить, одиночество заменяет не любовницу, а возлюбленную.
Человеку, который работает, и работает много, прежде всего необходимо одиночество.
Общество — развлечение для тела; любовь — занятие для сердца; одиночество — религия души.
Однако я не люблю уединяться в полном одиночестве.
Я люблю одиночество земного рая, иными словами — пустыню, населенную животными.
Я ненавижу скотов, но обожаю животных.
Еще совсем ребенком я был величайшим разорителем гнезд, величайшим охотником на птиц и величайшим любителем ловли на манок в лесу Виллер-Котре.
Сошлюсь на свои «Мемуары» и на историю жизни и приключений Анжа Питу.
Из всего сказанного следует, что я, уединившись в Монте-Кристо, не обладая простодушием Адама и не облачаясь в его костюм, владел уменьшенной копией земного рая.
У меня было или, вернее, последовательно перебывало пять собак: Причард, Фанор, Турок, Каро и Тамбо.
У меня был гриф Диоген.
У меня были три обезьяны, носившие имена: одна — известного переводчика, другая — прославленного романиста, а третья, самка, — знаменитой актрисы.
Вы легко поймете, что из соображений приличия я утаиваю от вас клички обезьян: почти все они были даны из-за внешнего сходства с этими людьми или связаны с подробностями их личной жизни.
Как сказал один великий публицист — я назвал бы вам, кто именно, но боюсь ошибиться, — «частная жизнь должна быть обнесена каменной стеной».
Если угодно, мы станем называть переводчика Потишем, романиста — последним из Ледмануаров, а обезьянью самку — мадемуазель Дегарсен.
У меня был большой красно-синий попугай, по имени Бюва.
У меня был желто-зеленый попугай, по прозвищу папаша Эврар.
У меня был кот Мисуф.
Золотистый фазан Лукулл.
И наконец, петух Цезарь.
Вот, по-моему, полный перечень животных, населявших замок Монте-Кристо.
Сверх того, были павлин со своей павой, дюжина кур и пара цесарок; этих птиц я привожу здесь лишь для памяти, так как они либо вовсе не обладали индивидуальностью, либо были совершенно заурядны как личности.
