Фарли Моуэт - Кит на заклание
Мне кажется, он тогда же ее и начал.
Дом Моуэта расположен в конце улицы Джон-стрит, упирающейся в берег озера. Цветной, неяркий фонарик на крыльце светит в темноте, как маленький маяк, притягивая взгляд позднего прохожего.
Кабинет писателя расположен в глубине первого этажа; во всю длину комнаты тянется некрашеная деревянная пластина, заменяющая письменный стол, окна выходят в небольшой дворик.
Хозяин дома начинает работу на рассвете.
Стрекочет пишущая машинка. Черный пес Альберт знает, что хозяина не дождаться до полудня; пес дремлет на заднем крыльце, ловя чутким ухом шум волн великого Онтарио.
После полудня на крыльцо выходит Моуэт. Он небольшого роста, крепко сбит, лицо обрамляет небольшая, пышная борода.
Собака бежит впереди, у берега останавливается, вопросительно оглядывается на хозяина, просит разрешения броситься в воду.
Моуэт смотрит на рейд, где на волне покачивается его небольшая шхуна. Сколько миль пройдено на ней в водах, омывающих остров Ньюфаундленд, где Моуэт прожил несколько лет в небольшом рыбацком селении. Сколько пройдено проливов, морей, устьев больших и малых рек. Последним был путь через залив Святого Лаврентия, по реке, сюда, на рейд городка Порт-Хоуп, где Фарли Моуэт решил обосноваться после долгих лет скитальческой жизни.
Появление новой книги Моуэта «Кит на заклание» было встречено с большим интересом. Эту книгу, изданную массовым тиражом, я видел в книжных магазинах Найроби, Дар-эс-Салама, Парижа и Цюриха. Люди покупали и читали ее, во многом разделяя тревогу автора, озабоченного тем, чтобы сохранить облик нашей планеты.
Уверен, что эту книгу с интересом прочтет и советский читатель.
Ю. Рытхэу
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Над гористыми бесплодными землями Ньюфаундленда вздымались черные, как сажа, облака. Злобный норд-ост обрушивал вихри колючего снега на Порт-о-Баск — горстку малопривлекательных деревянных строений, беспорядочно разбросанных среди холодных скал и ледяных болот. Морозный пар поднимался над гаванью и сливался с клочьями облаков, летевших через пролив Кабота к холмам мыса Бретон и дальше, в сторону материка Северной Америки.
Сурово обходится январь с островом Ньюфаундленд. Сурово обошелся он и с нами — со мной, моей женой Клэр и еще сотней пассажиров высокого, похожего на гигантский амбар парома «Вильям Карсон». Обычно переход от порта Сидни на полуострове Новая Шотландия до Порт-о-Баска занимает шесть часов, но на сей раз из-за шторма он растянулся на целый день, и «Карсон», измученный борьбой с волнами и ветром, жестоко отыгрался на пассажирах за все свои обиды. Досталось и неживому грузу: десятитонный бульдозер, прикрепленный к палубе полудюймовыми тросами, сорвался с места и, пробив стальной фальшборт, исчез в зеленоватых водах пролива. Пассажиры, бледные и несчастные, беспомощно лежали в пахнущих рвотой каютах.
Наконец «Карсон» пересек гавань, не без труда пришвартовался, и обрадованные, но все еще едва держащиеся на ногах мужчины, женщины и дети сошли на берег. Большинство из них тут же направилось к допотопным вагонам узкоколейки, которая не спеша повезет их за шестьсот миль отсюда, в Сент-Джонс, столицу острова, расположенную на его восточном побережье. Однако для целой группы пассажиров, в том числе и для нас с Клэр, пытка морским транспортом не кончалась в Порт-о-Баске. Наш путь лежал к разбросанным по всему Юго-западному побережью рыбачьим поселкам, которые тут называют «аутпортами».
Юго-западное побережье представляет собой сотни миль скалистых, обрывистых мысов и фиордов, и добраться до аутпортов можно только на борту, каботажного судна, уходящего в рейс раз в неделю. Оно уже ожидало нас. Неказистый, неряшливый пароходик «Бюржо» ничем не походил на «Вильям Карсон» с его показным величием. Но несмотря на свою заурядную внешность, «Бюржо» отлично умел ладить с неподкупной морской стихией. Это было настоящее рабочее судно, а не плавучий мотель. Больше двадцати лет «Бюржо» без устали сновал вдоль сурового берега, оставаясь единственным связующим звеном между рыбачьими поселками. Для аутпортов, прилепившихся к скалам этого негостеприимного побережья и повисших буквально между небом и водой, каботажка — основное средство связи с внешним миром.
Когда-то «Бюржо» обслуживал около сорока поселков, но к 1967 году добрая половина из них опустела. «Нас ликвидировали», — говорили жители аутпортов, насильственно согнанные со своих мест. Поселения с вековой историей стали жертвой культа «прогресса», а затем на тот же алтарь был принесен и сам «Бюржо»: в 1969 году еще вполне работоспособный пароход продали на слом как никому не нужный анахронизм минувшего века. Оставленный у причала в порту Сент-Джонс, он был ободран любителями сувениров; в трюмы его проник ледяной холод, царящий на всех погибших кораблях.
Однако в «Бюржо» еще теплилась жизнь. Темной зимней ночью, не дожидаясь, пока ацетиленовые горелки начнут вгрызаться в добрую шотландскую сталь его остова, «Бюржо» вернулся в родную стихию. Так тихо, что этого не заметил даже портовый сторож, пароход опустился на дно гавани, где покоится и поныне, — вечный укор портовым властям, незабвенный герой для многих тысяч рыбаков, знавших и любивших «Бюржо» в течение всей его долгой жизни.
Но в январе 1967 года «Бюржо» был еще в расцвете сил. Подгоняемые ветром и мокрым снегом, мы поднялись на палубу, где нас приветствовал капитан «Бюржо» Ро Пенней. Невысокий, ладный, подтянутый Пенней стеснялся женщин, и при виде Клэр он покраснел и опустил глаза.
— А! Вот вы и вернулись, — пробормотал он, обращаясь к палубе у себя под ногами. — Спускайтесь в каюту, обсушитесь. Ну и ненастье нынче, ну и ненастье...
Разговаривать со мной ему было куда легче.
— Поднимайтесь на мостик, шкипер Моуэт, — сказал он. — Будем отчаливать, пока норд-ост не разыгрался еще пуще.
С тех пор как мы с Клэр поселились на Юго-западном побережье, мы совершили по крайней мере дюжину переходов на каботажке капитана Пеннея. Познакомились мы с ним в сумрачных фиордах залива Бей-Деспэр в 1961 году, когда, не справившись с починкой допотопного двигателя моей старенькой шхуны, я подвел ее к борту «Бюржо». На помощь мне пришел старший механик; больше того, сам капитан Пенней посетил мое скромное судно, предварительно испросив на то разрешение. Он оказал мне большую честь, назвав меня шкипером, и с тех пор постоянно величал меня так.
Я относился к нему с неизменным почтением; но, увы, Ро Пеннея, как и его судна, уже нет на свете. Весной 1970 года, во время жестокого шторма — можно сказать, настоящего урагана, — он, находясь в Сидни, получил сигнал бедствия от сейнера, тонувшего в проливе Кабота, и вышел спасать его на железнодорожном пароме «Патрик Моррис». Сейнер пошел ко дну, прежде чем «Патрик Моррис» до пего добрался. В то время как капитан Пенней пытался выловить тело одного из погибших рыбаков, на «Моррисе» открылся люк в кормовой части, и паром начал тонуть. Капитан приказал команде покинуть судно, но, поскольку троих членов экипажа парома никак не удавалось разыскать, сам капитан отказался сойти в спасательную шлюпку. Этот тихий, скромный человек до последней минуты остался верен себе.
