Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн
Это был у Рычкова не единственный улей. Пчелы жили у него также и в стеклянном улье «величиной более полуведра». Наблюдения, сделанные в этом большемерном подобии уже известной нам банки с сотовым медом, Петр Иванович Рычков проверял в другом улье, с прорезанными в два ряда окошечками, «величиной каждое по четверти квадратной, в кои велел вставить стеклянные окончицы».
Все эти стеклянные ульи П. И. Рычков и называл «примечательными», то есть такими, в которых легко вести наблюдения и примечать интересные явления. П. И. Рычков так и писал одному из своих друзей: «Делаю опыты мои над пчелами, примечая движения их…» Но ульи эти еще и потому примечательные, что в них взору наблюдателя открываются впечатляющие, примечательные подробности многих событий пчелиной жизни.
Стеклянные ульи П. И. Рычков применял в 70-х годах XVIII века, то есть примерно лет за двадцать до событий, описываемых в следующей главе, рассказывающей об одном слепом, который сумел увидеть в улье и узнать о жизни пчел больше, чем все изучавшие их до него зрячие.
СЛЕПОЙ НАТУРАЛИСТ И ЕГО ПЧЕЛЫ
В РЯДУ слепых, прославившихся делом своей жизни, швейцарский натуралист Франсуа Гюбер занимает особое место.
В разные времена и в разных странах Земли известны были лишенные зрения поэты, писатели, философы, математики, музыканты, изобретатели, даже скульпторы. Что касается Гюбера, он был и пока еще остается единственным слепым исследователем природы.
Гюбер был поражен слепотой совсем молодым — на пороге своей творческой жизни. Что его ожидало? Существование человека, который во всем зависит от других и ничего другим дать не способен. Жизненный путь, бесплодно совершаемый в кромеш-ной тьме.
Слепой Гюбер сумел преодолеть последствия поразившего его несчастья.
В предисловии к первому тому своего сочинения Франсуа Гюбер писал… Впрочем, это не совсем верно: Гюбер не написал свое сочинение, а продиктовал его. Итак, Гюбер рассказывал:
«Публикуя свои наблюдения над пчелами, я не скрою, что наблюдения эти делались не собственными глазами, так как я еще в молодости, вследствие целого ряда несчастных случаев, потерял зрение. Но с потерей зрения я не утратил любви к науке и потому заставлял читать себе лучшие сочинения по физике или естественной истории, причем чтецом моим был слуга мой, уроженец кантона Во, Франциск Бюрнан, который проявлял особую любознательность ко всему тому, что он мне читал».
Из встречи слепого Гюбера с Бюрнаном выросло содружество, плоды которого уже пережили почти два века и которые всегда будут жить в памяти людей.
«Склонность Бюрнана к науке быстро превратилась в страсть, — рассказывал Гюбер далее, — и я стал с уверенностью доверять ему настолько, что считал хорошо виденным все то, что я видел его глазами. Мы начинали с того, что стали наблюдать пчел в ульях со вставленными в них стеклами и повторили все опыты Реомюра».
Это было не просто повторение пройденного. Бесконечно много нового увидел в недрах пчелиной семьи мысленный взор слепого Гюбера, опиравшегося на помощь Бюрнана — своего поводыря на путях познания. Успеху Гюбера и Бюрнана немало способствовало то, что они использовали стеклянные ульи, значительно усовершенствованные по сравнению с теми, что были в моде у древних римляй.
Исследователи жизни пчел и до Гюбера часто поселяли пчел между двумя рамами окна. Если после того просверлить во внешней раме леток, то откроется выход на волю и пчелы смогут свободно вылетать для сбора корма, смогут здесь жить. Но при этом они покрывают стекло стенок то плотным слоем прополиса, сквозь который невозможно ничего рассмотреть, то восковыми узорами, то плоскими полосами, то даже сплошной завесой односторонних сотов. Кроме того, пчелы, живущие между рамами окон, выстраивают здесь два параллельно висящих сота, и большая часть обитателей гнезда размещается между сотами так, что их жизнь, протекающая тут, совсем скрыта от наблюдения.
Потому-то и обрадовались Гюбер с Бюрнаном, когда женевский ученый Шарль Бонне посоветовал им в 1789 году построить плоский стеклянный улей, у которого «боковые стекла настолько приближены друг к другу, что между параллельными стеклами мог бы помещаться всего только один-единственный сот».
Впоследствии было сделано и другое открытие, благодаря которому выяснилось, что если стеклянные стенки хорошо утеплить или прикрыть, чуть-чуть отступив, другим листом стекла, то пчелы, как правило, перестают замазывать стенки клеем прополисом.
В односотовом улье пчелы вынуждены жить при «открытых дверях», как на экране, естественно открывая наблюдателю подробности своего общежития. Здесь проводить наблюдения за пчелами несравненно удобнее, чем в двухсотовом улье Реомюра.
Старый русский пчеловод Н. Витвицкий писал об односотовом стеклянном «примечательном» улье, стенки которого отстоят от края сотов на «расстояние одной пчелы», то есть примерно на полсантиметра:
«Сей улей имеет то преимущество, что пчелы не заклеивают стекла вощинным веществом, отчего во всякое время можно наблюдать их удивительную промышленность, их чудесные инстинкты, их любопытные нравы и изумительные законы».
Пользуясь стеклянным ульем, слепой Гюбер с помощью Бюрнана и смог обогатить естественную историю пчел множеством важных открытий.
РЕФОРМАТОР ПАСЕКИ
РАЗ УЖ РЕЧЬ зашла о самых крупных деятелях, которые заложили научные основы пчеловодства, рядом с именем Франсуа Гюбера по праву должно быть названо имя Петра Ивановича Прокоповича, который имел достаточно оснований для того, чтобы сказать о себе: «Я проникнул в тайны рода пчелиного далее всех моих предшественников!»
Этот человек занимает в истории науки необычное место. В самом деле, сочинений он написал совсем немного, да и те не все собраны, а сейчас уже мало надежды выявить их; многие факты из его биографии до сих пор не установлены, и сомнительно, чтобы теперь удалось это сделать; даже портреты Прокоповича до сих пор не найдены. И все же имя Прокоповича в пчеловодной науке живет и будет жить еще долго после того, как навсегда сотрутся из людской памяти имена многих баловней судьбы, оставивших по себе и портреты, и подробные биографии, и тщательно собранные сочинения, которыми они без пользы для дела умножили число книг, никакого следа в мире не оставивших.
Тем и замечательна, тем и поучительна фигура Петра Прокоповича, что он вошел в науку не книгами, не писаниями, а лишь великим трудом и делами, навсегда изменившими самый облик пчеловодства, преобразованию которого была посвящена его жизнь.
