Григорий Федосеев - Меченый
Не уйти теперь хищнику с реки, не бегать со стаей по бору. Но, даже пропадая, он не мог смириться с тем, что рядом остается неубитая, живая добыча. И волк в бессильном отчаянии хватал пастью сырой холодный воздух.
Стая видела, как льдину снова подхватило течение, бросило к скале и как с нее соскочил козел. Он добрался до противоположного берега, стряхнул с себя воду и скрылся в чаще.
А волки еще долго бегали по берегу, следя за своим собратом на льдине.
II
У хищников к ночи одна забота — поесть. Хорошо козам: разгребут снег копытами — и, пожалуйста, всякая травка, ешь вдоволь, а оленям или сохатым еще лучше: едят побеги берез, осин, даже кору. Колонку прожить зиму куда труднее, если иногда и случится удача, так соберется столько «родственников», что без драки тут не обойтись.
Колонок взобрался на пень, взбил коготками слежавшуюся за день шерсть на боках, продул нос и — в путь, на добычу. Но куда?
На мари он был прошлую ночь, промышлял неудачно и в соседнем ложке. Разве податься поближе к горам.
Ему все равно, где бы ни застал день, переспать место найдется. И зверек запрыгал по снегу.
Колонку в тайге все доступно, у него длинное, гибкое тело и цепкие когти. Его не удержат узкие щели, россыпи, скалы, дупла — всюду пролезет, проберется. И нет в бору другого такого дерзкого хищника. Он способен затеять драку с более сильным противником, очень раздражителен, и раздражение у него быстро переходит в припадок бешеного гнева, и тогда это слепое чувство охватывает все его существо.
Не будь он таким смелым, ему пришлось бы постоянно уступать свое место другим…
Колонок и не подозревал, какая неожиданность ждала его на отроге, куда он спешил.
Оставалось несколько прыжков, и он был бы наверху, да вдруг уловил запах теплого мяса. Колонок поднялся свечой, осмотрелся, потянул носом воздух. Действительно пахло свежим мясом. О, да тут, кажется, сова пирует! И хищник, уже охваченный звериной ревностью, поспешил на запах. Но что это?
В ствол сосны впилась когтями совиная лапа, оторванная от совы вместе с большим куском еще теплого мяса. Зверек терпеть не мог совиного запаха, но голод переборол. Колонок обглодал лапу, наглотался окровавленного снега…
Куда же девалась сама сова? Колонок считал ее своей добычей и готов был драться за нее хоть с кем.
От сосны убегал на дно лощины след крошечного оленя-кабарги, а рядом тянулась полоска крови.
Знал ли дерзкий зверек, что кабарга несла на своей спине сову? Сова поймала ее на вечерней кормежке. Но как было ей оборвать стремительный бег жертвы? И сова на скаку зацепилась лапой за сосну…
Сова беспомощно лежала на снегу, насторожив клюв, готовая защищаться. Да где же ей теперь отбиться от колонка! Один удачный прыжок, писк — и птица забилась с разорванным горлом в снегу. Хищник напился крови, оттащил сову, зарыл в снег и — дальше, за кабаргою.
Колонку везло в эту ночь: удача за удачей и ни одного соперника. Немного пробежал он от совы и наскочил на раненую кабарожку. Не успела та вскочить, как хищник уже прилип к ее спине, впился зубами в загривок. Животное, и без того еле живое, решило спасаться бегством, ничем другим оно не обладало для защиты от врагов. Кабарожка кричала, падала, истекая кровью.
Пугающий крик кабарги, пробежавшей по ложку со странной ношей, вспугнул кормившихся там оленей — самку с телком.
И надо же было так случиться: уходя от кабарожьего крика, они наскочили на волков, которые отдыхали у пологих холмов.
Бежали олени натужно, долго, не щадя себя. Мать впереди. Ее след покрывал сын. Уже вдали сквозь поредевший лес блеснули заснеженные горы, куда стремились животные. Оставалось только обежать холм, но вдруг впереди шорох — и, словно из-под земли, снова вынырнули волки. Олени еще не успели сообразить, что случилось, а стая уже начала за ними погоню.
Уже который день стая Меченого рыскала по тайге в поисках куска мяса! Она обшарила берег Амудиго, западный край бора, но ни одной удачи, а то, что попадалось, или успевало уйти, или было незначительным. А ведь последний ужин был давно и не очень-то сытный: съели волка, покалеченного в неудачной схватке с лосем, и это на стаю хищников, которая зараз съедала двухгодовалого лося.
Белогрудые побывали на костях погибшей стаи длинноголовых, но там похозяйничали росомахи, рыси, соболи, воронье и растащили остатки. Меченый привел стаю к вершине Ушмуна и там решил передневать. Он не знал, куда податься, где найти добычу, а голод уже порождал среди волков вражду. Каждый стал опасаться соседа. Боялись Меченого, что он с голоду начнет расправляться со своими. Трудно сказать, чем бы все это могло кончиться, если бы олени сами не наскочили на стаю.
Далеко услышали волки приближающийся бег. В одно мгновенье к хищникам вернулась их напористость. Однако с первого наскока стае не удалось срезать оленей. Те были при силе и могли поспорить с волками в беге по глубокому снегу.
Началась борьба.
Олени в панике бросились вниз к реке, но быстро сообразили, что там, на льду, их могут легко задавить, и повернули вправо, к гольцам. По следам за ними полз зловещий волчий шорох, полз не торопясь, то отставая, то нагоняя.
Стаю вел Меченый. Тяжелыми прыжками он раздвигал пушистый снег. За ним бежала Шустрая, точно повторяя движения вожака. Он выгодно отличался от всей стаи. С каждым появлением новой луны Меченый креп, мужал, пухли мышцы на челюстях, на лапах. На спине заметней темнел черный ремень. Вожак ни с чем не считался, не боялся опасности, и все слепо повиновались ему.
Не в натуре волков торопиться, это удел их жертв. Они хорошо знают повадки животных, их слабые стороны. Каждого зверя они брали особым, давно испытанным приемом.
Меченый подал знак стае не отставать и, оторвавшись от следа оленей, стал обходить их справа, намереваясь завернуть животных к сопкам, что виднелись в глубине Бэюн-Куту. Скрытыми ложками, пересекая заледеневшие ключи, овраги, стая бросилась напрямик и скоро оказалась на тропе, опередив животных.
Олени бежали устало, тяжело. Клубы горячего пара, вылетая из красных ноздрей, затуманивали глаза. Ноги с трудом передвигались. Животные благополучно обежали россыпистые сопки и уже были близко от тех мест, куда стремились попасть, как снова и так же неожиданно впереди взвихрился снег. Олени бросались то в одну, то в другую сторону, но уже было поздно, отовсюду на них лезли волки.
Они действовали скопом, дружно. Несколько минут отчаянной схватки — и сомкнувшийся круг разорвался.
Олени прорвались назад — в бор и, отступая от смертельной опасности, тащили за собой кровавый след.
