Геннадий Падаманс - Первостепь
Дух Ге-Ний переливается красным горящим зигзагом под сводами чума. Почему-то ему надоела палица на голове. И сама голова тоже вдруг надоела. И волчьи лапы.
Шаман Еохор стоит внизу. Он хочет знать, где Увёртливый Уж, что с тем случилось. Говорит: «Отведи меня в Верхнее стойбище!» Хорошо, отведут.
Прилетает Каменная Птица. Большущая, неуклюжая и очень сильная. На самом деле, конечно, не каменная – но по-другому как назовёшь? Нельзя забегать в будущее, не по правилам. Эти люди ещё не придумали слова «железная». И, тем более, птеродактиль. Или летающая тарелка. Поэтому Каменная Птица вместо Железного Птеродактиля, так её именуют. Дива. Или, по большому секрету, раздвоившийся дух Ге-Ний, разлепившийся надвое. Одна часть осталась под сводами чума горящим зигзагом, другая сгустилась огромной Каменной Птицей, за которую и ухватилась душа шамана. Сначала уцепилась за лапу, потом подтянулась и переползла на крыло. А оттуда уже уселась на шею. Теперь можно лететь.
Они летят в клубящемся тумане. Путь неблизкий, и за ними, как всегда, увязались враждебные духи. Злыдни. Тайные страхи шамана хотят проследить, куда направляется его удаль. Душа шамана кличет союзников. У неё их достаточно. Появляется дух Спас. Этот из Верхнего мира, чем сильно гордится. Будто есть разница. Дух Спас ставит дымовую завесу в тумане, и теперь уж совсем ни зги не видать. Дух А-Рес, тоже подземный, прикроет сзади. Никакой враг не выследит. Лишь бы самим не заблудиться. Однако Каменная Птица хорошо дорогу знает. Не впервой летит. Показалось в тумане небесное стойбище, будто торосами льда огорожено, семь блестящих оград вокруг него. Еле заметная тропинка вьётся через все ограды. Каменная Птица больше не нужна. Дальше пешком идти надо.
Душа шамана идёт по тропинке, карабкается через преграды. Два грозных духа сопровождают её. Третий остался Диву стеречь. Семь преград легко преодолели, вошли в селение. Душа шамана прикинулась волком, чтобы её ненароком не узнали те, кому не следует знать. Оба сопровождающих духа тоже накинули серые шкуры. Три волка трусцой бегут по небесному стойбищу, продираются через неотстающий туман, встречные местные души дивятся странному зрелищу. Угрюмый Высунутый Язык высунулся из своего замшелого жилища, свирепо разглядывает волков, призадумался. Хотел бы начать охоту, да нет у него копья. Направился к Чёрному Мамонту. У того есть копьё. Высунутый Язык ускоренно говорит, что не место волкам в людском стойбище, пора их отвадить отселе, пора их прибить. «Хватай копьё, Чёрный Мамонт, идём охотиться, ежели не трус!»
Но волки пробежали уже сквозь небесное стойбище, достигли чума тутошнего шамана, стучатся. Вошли. Стали обратно самими собой. Кланяются все трое.
Здешний шаман неприветлив. Насупил сросшиеся брови. Долго молчит. Гости снова почтительно кланяются, душа Еохора, приложив руку к сердцу, возносит хвалу небесным людям и особенно их могущественному шаману.
Небесный шаман смягчается. Перестаёт хмурить брови. Но отвечает всё равно с раздражением:
– Зачастил к нам Еохор. Опять у него неприятности.
– Да, Великий Ведун. Ищем душу Увёртливого Ужа. Отдай нам её.
– Иди и возьми, если сможешь, – смеётся Великий Ведун, и слова его дышат презрением.
– Но где искать её, Великий Ведун? Подскажи, – просит Еохор. Небесный шаман словно бы поворачивается к нему спиной, говорит совсем в другую сторону, непонятно кому:
– Неприятности у земного шамана. Разве не знает?
Еохор знает. Догадывается. Но он знает также и тайное имя своего небесного верховода и, если понадобится, сумеет за себя постоять. Только он не хочет драки. И здешний шаман тоже не хочет, не в его интересах нарушать равновесие. Еохор проглотил уже его презрение, теперь тутошний может сказать:
– Ищи в Красном стойбище обескровленных. Твои проводники отыщут с их нюхом. Но спрячься получше. Тебя караулят твои мертвяки.
Небесный шаман становится непроницаемым. И поспешные благодарности его больше не ублажат. Еохор должен немедленно уходить. И он поспешно уходит. Но он принял к сведению предупреждение и будет теперь поосторожнее. Больше не станет он волком, из чума небесного шамана выходят трое ничем не приметных людей, обычных жителей Верхнего мира – кто может их в чём-нибудь заподозрить?.. Однако им нужно пройти мимо двоих, и один из этих двоих держит копьё, а второй чрезмерно рассержен. Он морщит лицо и злобно принюхивается, с подозрением глядит на троих незнакомцев, и когда струхнувшему Еохору уже кажется, что беда миновала, Высунутый Язык наставляет корявый палец ему в спину:
– Проткни эту падаль, Чёрный Мамонт! От неё смердит львиной мочой, разве не чуешь?
Еохор испуганно оборачивается и растопыренной ладонью пытается защититься от нацеленного копья:
– Не делай этого, Чёрный Мамонт!.. Здесь твой друг. И он знает, чего ты желаешь, – лопочет Еохор, а это и есть роковая ошибка. Высунутый Язык узнал его голос и гибкой кошкой прыгает на него, вцепляется руками в волосы, кусает зубами грудь. С его разъярённых губ стекает ядовитая слюна. Чёрный Мамонт сбрасывает оцепенение и, наконец, метает копьё. Копьё пронзает Высунутого Языка, и неуёмная свирепость сменяется поникшим удивлением. Слюна всё ещё капает из перекошенного рта, но руки уже держат воздух, кривые пальцы разжались, глаза глядят в пустоту.
Два верных духа подхватили обвисшую душу Еохора, стремительно поволокли в туман. Чёрный Мамонт очумело смотрит им вслед и всё ещё пробует что-то понять. Высунутый Язык выдернул из себя копьё, да уже поздно.
Нет никакого покоя и здесь. Всюду одно и то же. Одно и то же.
****
Зима – это время, когда можно вволю поспать. Старейшина Посылающий Огонь уже прокричал на краю стойбища приветствия солнцу, встречая утреннюю зарю, а Режущий Бивень всё ещё нежится под кипой тёплых шкур. Ещё одна ночь пробежала, ничего с ним не случилось плохого, вот только сна он не помнит. Значит, день будет непутёвым, и некуда торопиться. Возможно, завтра уже они отправятся к горным братьям, если будут на то приметы, указания духов, и если выяснится, наконец, доподлинно участь Увёртливого Ужа.
Принялись за свои шумные игры дети. Женщины сварливо готовят утреннюю еду. Стойбище загудело, как гнездо пчёл, а внутри чума Режущего Бивня царит всё та же тишина. Словно дремучий старик там поселился, а не охотник в полном соку.
Но встаёт в конце концов и ленивый охотник, вылазит из-под своих тяжёлых шкур. Ночь почти стёрла из памяти вчерашние события; то, что было вчера, уже далеко. Новый день – новая пища. Режущий Бивень хочет немного подрезать спереди волосы, потому что давно уже лезут в глаза, но никак не может найти острый бритвенный нож. Поиски в полутьме не приносят успеха, тогда охотник откидывает полог жилища, впуская внутрь свежий утренний свет, но и теперь бритвенного ножа нигде не видно.
