Софья Лялицкая - Следопыты Ильменских гор

Наша компания разделилась. Валентина Михайловна со школьниками отправились на базу заповедника. Мы с Верой — на Гудковский кордон.

МАЛЕНЬКАЯ ХОЗЯЙКА ЛЕСА

Мы подходили к Гудковскому кордону. У тихого залива пруда ютилось два домика. Девочка лет 11—12 выгоняла со двора овец.

— Девочка, отец дома?

Она строго посмотрела на нас и медленно ответила:

— Мой отец погиб на фронте. Я здесь у тёти и добавила: — Заходите, пожалуйста, в избу. У нас тут беспорядок: печь новую кладём.

Мы вошли, положили свои узелки.

— Вы кушать, наверно, хотите? Павел Александрович сегодня карасиков наловил — я сейчас их поджарю.

— Спасибо, — заговорили, было, мы, но тут появился и сам Павел Александрович, высокий и крепкий пожилой рабочий, с выпачканными в. глине руками.

— Да как же это: в рыбное место попали и от рыбы отказываетесь? — забасил он. — Ну-ка, Катюша, берись за дело.

Катя мигом сбегала в погреб, принесла рыбу, почистила. И вот уже караси кипят в сметане на сковородке. После вкусного завтрака мы вышли за ворота.

— Что у вас тут интересного на кордоне?

Катя призадумалась:

— Да у нас всё интересно. Идемте!

Лес плотной стеной подступал к кордону. Катя завела нас в такую чащу, сквозь которую мы едва пробрались.

— Девочка, а мы не заблудимся?

— Что вы! —снисходительно улыбнулась Катя. — Я здесь каждый кустик знаю. Это я вас самой короткой дорогой веду.

Наконец, вышли на влажную болотистую полянку. Даже неопытному глазу было видно, что она вся истоптана следами копытных животных.

— Вот лизунец, — Катя указала на вкопанную в землю толстую палку. На развилине её был укреплён большой кусок каменной соли. —Это мы с дядей поставили, —пояснила Катя. — Лось и косуля любят соль и охотно приходят сюда лизать её. Мы с дядей часто подсматриваем за ними. — Есть в заповеднике и солонцы, — деловито продолжала Катя, — соль смешивают с землёй и песком, а затем утаптывают, ровняют с землёй. Животные охотно едят эту солёную землю. В районе озера Ишкуль есть единственный в заповеднике естественный большой солонец, но иногда он затопляется во время весеннего разлива озера.

— Откуда ты всё это знаешь, Катя? — спросила я.

— А как же мне не знать? — удивилась девочка. — Дядя мне всё рассказывает. Я с ним в обход часто хожу, помогаю ему. Наблюдаю за животными и птицами. Знаю их норы, логова, гнёзда.

— Катя, ты училась в школе? — спросила я.

— Я и сейчас учусь, — удивлённо ответила девочка. — Перешла в 5-й класс.

— А где же у вас тут школа?

— Я в городе Копейске живу с мамой, там и учусь. А сюда только на каникулы приезжаю.

— И хорошо учишься?

— Хорошо, — ответила девочка (потом мы узнали, что она круглая отличница). — Я пионерка, занимаюсь в кружке юннатов. Сейчас собираю гербарий для школы.

— Катя! Катюшка! Где ты? — раздалось с кордона.

— Тётя пришла, — сказала Катя. — Надо домой возвращаться. — И, взяв стоявшее на камне лукошко, она высыпала в него из передника набранные ею грибы.

— Когда же ты их набрала? Мы и не заметили, — удивилась Вера.

Я подумала: «Да, это настоящая маленькая хозяйка большого и родного ей леса».

ГУДКОВСКИЙ КОРДОН

Вскоре мы сидели за столом во дворе Гудковского кордона. Поодаль пылал «первобытный очаг», как его называла Катя, сложенный из камней. На нём варился ужин. Перед нами стояли глубокие тарелки с дымившейся и аппетитно пахнувшей «груздянкой». За груздянкой следовали жареные грибы и караси — настоящий лесной ужин.

Катя мигом убрала посуду, и на столе появился ярко начищенный медный самовар, парное молоко и мисочка земляники, которую она умудрилась набрать, когда пригоняла домой корову. Чай пили чинно, степенно, по-крестьянски.

— Василий Афанасьевич, — вдруг заговорила жена наблюдателя Александра Матвеевна, — я тебе забыла сказать: нынче днём, когда корову пасла, я двух диких козлят видела. Запиши!

— Нет, не запишу, — ответил наблюдатель.

— Что же, не веришь мне, значит?

— Верю, а записывать не могу. — И Василий Афанасьевич обратился к нам: — Всё у нас разговоры из-за этого выходят. Увидят они — жена да Катюша — кого-нибудь в лесу и требуют: «Запиши». А я ведь не имею права записывать то, что не видел своими собственными глазами.

Но часто бывает и по-иному: Василий Афанасьевич, как только сообщат ему о каком-либо звере или птице, тотчас же спешит в указанное место. И потом обо всём записывает в дневник. Тогда Александра Матвеевна ликует: и она тоже участвует в научной работе заповедника.

В тот вечер мы с Верой услышали много интересных рассказов о жизни на кордоне, об оленях, косулях, о недавно завезённых в заповедник речных бобрах. Василий Афанасьевич видел их на Няшевском кордоне.

По окончании ужина Василий Афанасьевич оделся потеплее, захватил с собой винтовку и ушёл.

— С обходом пошёл, — пояснила Катя.

Пришёл наблюдатель только на рассвете. Взошло солнце, настало чудесное летнее утро. Мы отправились с Катей в лес. Девочка вдруг подошла к старой кривой берёзе.

— Как вы думаете, кто живёт в этом дупле?

— Дятел?

— Нет.

— Вертишейка?

— Нет.

— Пищуха, поползень? — перебирали мы имена птиц, а Катя отрицательно качала головой.

— Кто же тогда?

— Утка!

— Не может быть! — воскликнули мы с Верой в один голос. — Утки ведь гнездятся в камыше у озера.

— Смотря какие утки, — возразила Катя. — Вот у нас в заповеднике утка гоголь... Она гнездится только в дуплах, иногда довольно высоко над землёю...

Катя повела нас на высокую каменистую горку, к большой каменной палатке. Наклонившись, она показала нам пещерку со следами бывшего здесь гнезда.

— А здесь кто жил? Угадайте...

— Орёл или ястреб, — сообразила я, вспомнив Соколиную скалу.

— Не-ет, совсем не похоже, — засмеялась Катя. — Рябчик! — воскликнула она. — А в пещере рядом вывела птенцов утка. Она осенью улетит. Рябчик же останется здесь и на зиму Ему тут хорошо: и ветер не дует и снегом не заносит.

Недалеко от нас бегала по траве птичка — коричневато-пёстренький рябчик.

— Летом рябчики кормятся на земле — насекомыми и ягодами, — рассказывала Катя. — А зимой они питаются почками деревьев.

Мы подошли к рябчику совсем близко, и только тогда он полетел в кусты и сразу исчез.

— Смотрите, вон он, — прошептала Катя, показывая на невысокое дерево. Мы с Верой ничего не видели.

— Лежит вот на той ветке, вытянув по ней головку...