Фарли Моуэт - Кит на заклание
Я становился старше, и мир животных и растений все больше занимал меня; олицетворением неразгаданных тайн этого мира были для меня киты. Я жадно прочитывал все, что писали о китах, но книги убеждали меня только в одном: человеческая алчность обрекла китов на исчезновение, и тайны свои они унесут с собой в небытие.
До того, как мы поселились в Бюржо, я ни разу не видел больших китов своими глазами. Зная, как энергично китов истребляют, я и не рассчитывал их когда-нибудь увидеть. Однако переехав в Бюржо, я почти тотчас же услышал о небольшом стаде финвалов, зимовавших в этом районе. Мысль о том, что с наступлением зимы они, возможно, появятся вновь, чрезвычайно волновала меня и отчасти повлияла на мое решение обосноваться в поселке Мессерс-Ков.
Едва познакомившись с дядей Артом, я заговорил с ним о китах, и он заверил меня, что к зиме они вернутся. И все же меня мучили сомнения, разрешившиеся лишь накануне рождества 1962 года.
Был холодный, сумрачный день, солнце смутно светилось в затянутом дымкой небе. Мы с Клэр сидели на кухне и читали, и вдруг в дверях неслышно появился Оуни Стикленд; он пришел сообщить нам, что возле самого мыса Мессерс-Хэд появились киты.
Схватив бинокли, мы вслед за Оуни поспешили на припорошенный снегом мыс. Всего в какой-нибудь четверти мили от берега в неподвижном воздухе повисли высокие струи пара. Самих морских гигантов почти не было видно — лишь гладкие черные спины двигались в черной, как смоль, воде. Но для меня и этого было достаточно. Я испытывал чрезвычайное волнение. Вот она, великая тайна — прямо у меня перед глазами, на пороге моего дома.
Семья финвалов, состоявшая из четырех китов, оставалась в районе Бюржо до весны, и лишь в самые ненастные дни их не было видно из наших окон, выходивших на море. Дядя Арт так радовался их возвращению, что я мог бы поклясться: он ставит сети на сельдь не ради улова, а просто чтобы оправдать выходы в море на свидания со своими друзьями-великанами. Возвращаясь на берег, он часами с наслаждением рассказывал мне обо всем, что узнал о китах за свою долгую жизнь. И постепенно, мало-помалу, я стал проникать в тайны китового племени.
В последующие годы киты возвращались в наши воды в начале декабря и гостили обычно до апреля, когда исчезали косяки сельди. Каждую зиму мы с нетерпением дожидались появления китов, и в своей симпатии к ним мы не были одиноки. Рыбаки Бюржо относились к этим гигантским животным с грубоватой, но дружелюбной почтительностью. Интересы китов и людей не пересекались — киты тщательно обходили рыбачьи сети и даже в качестве конкурентов не были опасны нашим соседям, так как до сельди рыбаки были не особенно охочи: за сезон они засаливали всего несколько бочек для домашнего стола; кроме того, немного сельди использовалось как приманка на другую рыбу. Так что сельди хватало и людям, и китам — в прибрежных водах плавали миллионы, а то и миллиарды рыб.
Между китами и рыбаками установились удивительно непринужденные отношения. Случалось, что киты всплывали всего в нескольких метрах от плоскодонки, ялика или даже двенадцатиметрового баркаса и, сделав мощный вдох, невозмутимо возобновляли рыбную ловлю, а двуногие рыболовы так же невозмутимо продолжали заниматься своими сетями.
Дядя Арт считал, что киты глядят на рыбаков с той снисходительностью, с какой мастера-виртуозы порой относятся к своим старательным, но не слишком способным ученикам. Однако как только у побережья появились сейнеры из Британской Колумбии, этой идиллии пришел конец.
Анатомы и подобные им специалисты по китовым трупам могут немало рассказать об устройстве тела кита и о сути его физиологических механизмов; но о том, как именно они действуют, мало что известно. Еще более поразительное неведение обнаруживает современная наука относительно поведения китов и их удивительной приспособленности к условиям водного мира. Мой друг, один из ведущих китологов нашего времени, недавно следующим образом резюмировал состояние нынешних знаний о китах: «Того, что нам, биологам, известно о жизни китов, едва ли хватит на контрольную работу для школьников».
Ничего странного в этом нет, поскольку на протяжении тысячелетий интерес человека к китам сводился к вопросу о том, как их лучше всего убивать. Мы живем в век техники, и лишь несколько десятков лет назад стали изучать китообразных; а к тому времени, когда ими наконец всерьез заинтересовались ученые, китов на нашей огромной планете осталось так мало, что даже мельком увидеть их удается лишь немногим счастливцам. Современный ученый, пытающийся проникнуть в тайны жизни китов, находится примерно в таком же положении, в каком оказался бы инопланетянин, пытающийся разобраться во всех тонкостях человеческой жизни, повиснув в стратосфере и наблюдая за человеком сквозь мутноватую толщу воздушного океана. К счастью, кроме тех сведений, которые удалось собрать профессиональным ученым, мы получаем еще и информацию из некоторых других источников.
Благодаря тому, что финвалы питаются сельдью (по крайней мере, в определенное время года и в определенный период своих странствий в океане), а также благодаря тому, что каждую зиму косяки сельди приходят к незамерзающему южному побережью Ньюфаундленда, случается, что гигантские морские млекопитающие месяцами живут буквально у порога нашего мира. И благодаря тому, что у нас есть люди вроде дяди Арта, питающие неуемный интерес ко всему живому на Земле — интерес, который сразу выдает человека, близкого к природе, — мы все же знаем о китах несколько больше, чем считает мой ученый друг.
Перед дядей Артом и другими рыбаками я в неоплатном долгу; хочу предупредить читателя — если такое предупреждение может ему пригодиться, — что все сведения о финвалах, составляющие суть моего рассказа, я почерпнул из наблюдений и догадок людей, близких к природе. Как, скажите мне, финвал ловит рыбу себе на обед? Даже на такой, казалось бы, фундаментальный вопрос в научной литературе нет ответа. Проникнуть в эту тайну помог мне дядя Арт, а затем, при помощи своих собственных наблюдений, подкрепленных научными данными об открытии китового эхолокатора, я — не без благоговейного ужаса — представил себе во всех подробностях процедуру охоты финвала на сельдь.
Зрелище, которое мы с дядей Артом наблюдали с утеса в тот зимний день 1967 года, — рыболовное состязание между семьей финвалов и сейнером, этим чудом современной техники, — чрезвычайно развеселило дядю Арта. И неспроста.
Что такое сейнер для ловли сельди? Это судно новейшей конструкции: стальной корпус в тридцать с лишним метров длиной, дизельный двигатель, сложнейшее электронное оборудование, разработанное и построенное на основе последних достижений человеческой техники с одной-единственной целью — догнать и изловить рыбешку размером около тридцати сантиметров. Для начала такой сейнер находит косяк сельди при помощи замысловатого эхолокатора, посылающего в воду звуковую волну и принимающего ее отражение от встреченных в воде предметов. Отраженный сигнал — то есть «эхо» — регистрируется на медленно движущейся бумажной ленте, и если где-то поблизости идет густой косяк сельди, это сразу будет отмечено на ленте. Одновременно отмечается расстояние до косяка и глубина, на которой он плывет. Сейнер «берет» этот электронный след и через какое-то время настигает косяк. Затем в ход идет кошельковый невод — мелкая сеть, которая должна окружить косяк со всех сторон. Сомкнув невод в кольцо, его «подбирают» — сводят вместе нижние края и постепенно стягивают невод по окружности, пока весь улов не соберется возле сейнера в гигантском сачке. Тогда, опустив в этот «сачок» мощную всасывающую трубу, сельдь перекачивают в трюм. Все это довольно сложные операции, и длятся они несколько часов кряду.
