Павел Мариковский - Неожиданные встречи
И еще интересна одна особенность поведения животных. Оказавшись вдали от места своего рождения и жизни, животное предпринимает меры для возвращения обратно в среду обитания, к которой привыкло и с которой сроднилось. Так что, возможно, Марьяша, оказавшись под Барнаулом, «сама по себе» решила возвратиться домой, поэтому и поиски ее ни к чему не привели. Эта черта поведения выражена и у человека, испытывающего чувство радости при возвращении на родину. «Где родился, там и пригодился», — говорится в народной пословице.
Сложна и труднообъяснима связь организма с привычной средой обитания, а также последствия разрыва с нею, особенно в пожилом возрасте…
В нашей стране живут барханный кот, кот камышовый, степная кошка и манул. Как видим, разнообразие немалое. Оно свидетельствует о когда-то былом изобилии животного мира, в том числе и тех, кем питались дикие кошки.
Все дикие кошки небольшого, скажем кошачьего, размера обладают милой внешностью, и для любителей каждая по-своему прелестна. Внешностью они значительно отличаются друг от друга. Самая маленькая кошка — манул. У нее на спине едва заметно несколько темных широких полос, а хвост в поперечных колечках. Барханный кот привлекает своими большими бакенбардами. Окраска его типично песчаного цвета с неясными размытыми полосами. У камышового кота на верхней части ушей по небольшой кисточке волос и несколько темных полос на передних ногах и хвосте. Окраска степной кошки очень сходна с окраской обычной полосатой домашней кошки.
Как говорит название кошек, каждой из них свойственна своя типичная обстановка обитания. Барханному коту — песчаная пустыня, камышовому — заросли тростника и тугаи, степной кот предпочитает преимущественно остепненные предгорья и низины, манул — каменистую пустыню. Но это разделение относительно, так как кошки легко перемещаются в зависимости от обилия пищи, и разве только барханный кот предан песчаной пустыне, и подошвы его лап покрыты шерстью ради удобства перемещения по сыпучему грунту, да камышовая кошка предпочитает тугаи.
Все кошки, обитая в открытой местности, очень уязвимы: каждую минуту их без особенного труда могут уничтожить волк, лисица, шакал или гиена, а уж о домашних собаках, всюду сопровождающих человека, и говорить не приходится. Маленькая кошечка манул при преследовании, пытаясь безуспешно убежать, поворачивается головой к своему врагу или ложится на спину кверху лапами, стараясь защититься. Только камышовый кот в случае опасности забирается на дерево, где и чувствует себя в относительной безопасности.
И все они совершенно беззащитны перед человеком с ружьем, который со свойственным ему безразличием к жизни диких животных и лишенный к ним сочувствия, подвластный инстинкту охотника, не преминет воспользоваться случаем застрелить этих, в общем, несчастных животных.
Наша домашняя кошка, оказавшись на воле, скрещивается с дикими котами, дает от них потомство, только с какими котами и какое потомство — неизвестно. Егерь Канат Елюбаев рассказывал мне, как его домашняя кошечка, завезенная из города на кордон в горах Чулак, воодушевленная мартовскими порывами, долго бродила вокруг егерского поста, оглашая окрестности громкими криками, пока не появился ее дикий поклонник. Котята родились удивительно злыми, не давались в руки и, как только подросли, навсегда исчезли, предпочтя вести опасную, но вольную жизнь. У другого егеря, Г. Лончакова, домашняя кошка, тоже привезенная из города, также принесла котят от дикого кота. Один сохраненный из помета котенок оказался удивительной красоты, резвости и ума с правильной, пестрой и резко выраженной окраской. Я очень просил отдать мне этого котенка, но жена егеря запротестовала, что не помешало им уехать на неделю из кордона, оставив котенка на произвол судьбы, после чего он исчез, очевидно, погибнув от нападения близко гнездившегося степного орла.
Мне известно несколько случаев, когда котенок, родившийся от помеси домашней кошки с дикой, по-видимому, со степным котом, стал большим, резвым, очень смелым и драчливым, свирепо защищавшим дом, нападавшим на собак и даже на чужих людей. К сожалению, такие кошки все исчезали от предоставляемой им свободы, очевидно, погибая или под колесами автомашин, или от городских собак.
Человек-горожанин, разобщенный с природой, стремясь украсить свой быт, заводит собак и кошек. У собак он находит то, что теряет в себе в условиях города: верность, преданность, бескорыстие, бесхитростность, привязанность к другу и способность относиться безразлично к вещам неважным. Наше увлечение собаками и кошками проявляется в том, что выводятся самые разные породы и тех и других. Мы обладаем богатыми возможностями выведения новых пород кошек от скрещивания с дикими сородичами. Быть может, кто-нибудь заинтересуется этой возможностью. Любая домашняя кошечка, помещенная на кордон в безлюдной местности, обязательно принесет необычных и милых котят. А далее — уже дело искусственного отбора. Правда, помеси домашней кошки с дикими могут оказаться бесплодными.
ВСЕМИ ПРЕСЛЕДУЕМЫЙ
В урочище Карачингиль мое любимое место — гладкая глинистая площадка-такыр среди зарослей чингиля, лоха и тамариска. Она близка от дороги, идущей на кордон, и, проходя мимо, я наведываюсь к ней. На чистой площади такыра приятно посидеть и отдохнуть после хождений по колючим зарослям тугаев. Кроме того, здесь все как на ладони, видно, какие следы оставили косули, барсуки, лисицы и зайцы. Особенно — зайцы. Им очень нравится этот такыр, и уж вокруг него их, наверное, больше чем где-либо.
Моя собака Зорька на такыре обеспокоена: всюду зайцы, со всех сторон раздается глухой топот мягких лап о твердую землю, она гоняется за ними с жалобным воем, потом, изрядно намотавшись, изнемогая, с высунутым языком, плетется ко мне и падает на землю, стараясь уместиться в короткой тени от моего тела.
Я никак не могу понять, почему возле такыра так много зайцев.
Сегодня тяжелый день. Только поздно вечером я освободился. Быстро темнело. Загорелась яркая луна. По мягкой пыльной дороге мои шаги бесшумны, и поэтому мне хорошо слышны шорохи. А их множество. Тугай пробудился, и все его ночные жители оживились, обрадовались наступлению ночи.
Вот и такыр. Он сияет от лунного света и среди темных зарослей сверкает, будто озеро. По привычке я сворачиваю к нему и останавливаюсь. По светлой площадке колышутся едва заметные и неясные силуэты. То сольются вместе, то разойдутся в стороны. Иногда они замрут, не шевелятся, иногда неожиданно замелькают в какой-то воздушной пляске. И все это бесшумно: над такыром, озаренным луной, царит тишина. Странный такыр с силуэтами-тенями кажется каким-то нереальным, и я будто вижу его не наяву, а во сне.
