Чарлз Робертс - Лесной бродяга (рассказы и повести)

Но самец все еще не хотел признать себя побежденным. Крыша на сарае была ниже кровли над хлевами. Зверь сделал громадный прыжок, и в то же мгновенье его осыпала целая лавина снега, обвалившегося из-под его лап. Но это не помешало ему вцепиться изо всей силы в доски крыши и взобраться на нее, нарушив ночное безмолвие резким царапаньем своих когтей. Эти внезапные звуки напугали кур, сидевших на насесте под самой кровлей, и они подняли громкое и тревожное кудахтанье.

Рысь замерла неподвижно и стала прислушиваться. А ведь куры, пожалуй, так же вкусны, как и овцы, только бы пробраться к ним! Хищник свирепо рванул лапами по кровле, но она оказалась новой и крепкой, и он скоро убедился, что и тут он ничего не добьется. Разочарованный и обозленный зверь пробежал по крыше сарая и великолепным прыжком перескочил на хлев. Стук его когтей по доскам напугал коров, и они зафыркали. Тревожно заржали две лошади. С шумом распахнулось окно фермы. Самец быстро повернул к окну свою плоскую морду, увидел струю яркого пламени, услышал оглушительный треск. Что-то с громким и зловещим жужжанием пролетело над самой его головой. Свет луны был недостаточно ярок, и фермер промахнулся. Не надеясь попасть, он больше не стрелял, а хищник, перелетев одним прыжком через крышу, свалился на снег позади хлева. Он увидел убегавшую самку и, подгоняемый диким ужасом, помчался огромными скачками вслед за ней. Добежав до леса, он нашел ее там. Она стояла неподвижно, оглядываясь через плечо, и глаза ее сверкали злобным огнем. Что говорил этот взгляд, трудно сказать. По всей вероятности, рысиха была недовольна своим супругом, так как самец свернул, как бы случайно, в сторону и сделал вид, что он очень интересуется старым следом, который еще днем проложил кролик. Но долго заниматься таким безнадежным делом было неловко, и немного погодя он занялся поисками более свежих следов. Рысиха, несмотря на свой гнев и разочарование, следовала по пятам за своим супругом. В такое голодное время года они должны были дружелюбно охотиться вместе, несмотря на свой мрачный и недоверчивый нрав.

В лесу царила глубокая тишина. Казалось, даже воздух оледенел от страшного холода. Луна, сверкая на безоблачном небе, заливала землю каким-то мертвым светом. Смутные очертания рысей, скользивших по снегу, казались в сиянии зимнего месяца бесшумными призраками, головы которых поворачивались то в одну сторону, то в другую, а глаза горели злобным огнем.

Но голод рысей был не призрачный. Зоркий взгляд самца заметил вдруг под одним из развесистых деревьев разрыхленный снег. Для менее острого взора эта мелочь не имела бы никакого значения, но для хищника она была ясным и безошибочным указанием. Быстро свернув со своего пути, самец прыгнул на подозрительное место и начал бешено разрывать его своими лапами. Не прошло и минуты, как он уже наполовину зарылся в снег, который был в лесу рыхлее, чем на полях, где бушевал ветер. Тщательно обнюхивая чутким носом след, тянувшийся к стволу дерева, зверь быстро продвигался вперед. Заметив его движения, рысиха подползла ближе и с завистью следила за своим супругом. Прошло еще несколько мгновений, и голова самца вынырнула из разлетавшегося во все стороны снега, держа в зубах огромного тетерева, яростно хлопавшего крыльями. Несчастная птица зарылась в сугроб, надеясь согреться, потому что на дереве было очень холодно. Тетерев бился в пасти рыси недолго; через минуту он был разорван на части.

Самка скрыла свою злость, прикинулась ласковой и подползла ближе к своему другу. Но тот не отличался галантностью, да и к тому же одного тетерева было недостаточно и ему одному. Он глухо заворчал и сердито вытянул свою огромную лапу. Самка остановилась, жадно облизала губы и, повернув назад, бросилась вдруг с быстротой молнии к ближайшей сосне. До слуха ее донеслась испуганная возня ютившихся в ветвях подорожников, разбуженных ворчанием насыщавшегося зверя. Самка вонзилась своими железными когтями в кору дерева, предупредив таким образом птичек о своем приближении. Несмотря на быстроту рысихи, подорожники, крича от ужаса, ускользнули, прыгая с одной ветки на другую, пока не добрались до самых гибких, на которых тяжелая хищница не могла удержаться. Злобно фыркая от разочарования, рысь спустилась с дерева и продолжала поиски шагах в двадцати от своего супруга, кончившего тем временем свой ужин.

Прошло еще полчаса. Настроение рысихи испортилось окончательно. Ее бесил не только голод. Самец обманул ее, вкусно покушав у нее на глазах. Вдруг она прыгнула в сторону, перевернулась в воздухе и хлопнулась на землю, вытянув передние лапы и выпустив во всю ширину когти. Под засыпанным снегом кустом она увидела одним уголком глаза небольшую лесную мышь и с поразительной быстротой схватила свою добычу, которая только что собиралась скрыться в норке. Но мыши, которая оказалась такой же вкусной, как и подорожники, рыси хватило, конечно, только на один глоток. Она облизала губы, искоса взглянула на мужа и поплелась дальше.

Медленно плыла луна по чистому небосклону. Тени деревьев и кустов становились постепенно короче. Звери подошли к просеке, недавно прорубленной дровосеками. Вдруг из-за пней, скрытых кустами, до хищников донесся скрип зубов. Рыси припали к снегу, и хвосты их злобно зашевелились. Отойдя друг от друга, они поползли с двух сторон к беспечному грызуну. Увидя его, они остановились. Это был крупный дикобраз, жирный, тепло одетый, равнодушный и к врагам и к морозу.

Звери хорошо знали, что эта дичь не годилась для охоты. Но они не могли удержаться от искушения: у них потекли слюнки, и они подкрались ближе. Дикобраз продолжал грызть сухое дерево, но сразу остановился, как только рыси очутились совсем близко от него. Сунув нос в передние лапы и подняв вверх остроконечные иглы, он быстро укрылся под своим грозным вооружением. Оба хищника прилегли к снегу и жадно смотрели на грызуна. Наконец рысиха, голод которой взял верх над осторожностью, подвинулась еще ближе и высунула вперед морду, надеясь найти у врага какое-нибудь слабое место, не прикрытое страшными шипами. Самец предостерегающе заворчал. В то же мгновение дикобраз поднял кверху свой тяжелый хвост, усаженный самыми тонкими иглами, и шлепнул изо всей силы протянувшуюся к нему рысью пасть. Зашипев от боли, рысиха отскочила назад, унося с собой два или три гибких шипа, застрявших у нее в носу, словно булавки в подушке. Как ни терла она свою морду лапами, сколько ни каталась по земле, она никак не могла отделаться от вонзившихся ей в нос игл, зазубренные кончики которых держались очень крепко. Ей удалось только их сломать и уйти, унося с собой острия шипов, торчавших подобно осиному жалу в ее нежной коже. Время от времени она погружала свой нос в снег, чтобы хоть сколько-нибудь уменьшить боль. Эта неудача еще больше разожгла ее. Но самец остался равнодушен к страданиям подруги. Он только окончательно убедился, что дикобраза не стоит трогать, и решил заняться другой, менее опасной охотой. А муки подруги не находили сочувствия в его диком сердце. Подруга нужна была ему только для поисков крупной дичи – заблудившейся овцы или лани, – когда оба хищника, действуя заодно, могли быстрее и вернее сбивать с ног свою жертву. Между рысью и его подругой не было той тесной и прочной связи, которая так часто встречается между волком и волчицей.