Маршал Саундерс - Красавец Джой
Странный старичок вскочил и заходил в волнении по комнате. Я радовался, что он отошел от нас, потому что Лору очень волновали рассказы о жестокостях со зверями.
Старик говорил громко; его слушали другие пассажиры; между ними находился молодой человек с красивым, но холодным лицом. Казалось, он не одобрил выходки старика, заставившего Лору расплакаться.
— А вы не находите, милостивый государь, — сказал он, — обращаясь к старику, — что есть доля ложной чувствительности во всех этих толках о любви к животным? Животные созданы для того, чтобы служить людям.
— Предположим даже, что это так — возразил старик. — Но разве из этого следует, что они должны страдать, служа нам? Я видел столько жестокости в обращении людей со зверями, что уверен в одном: люди будут отвечать за преступления, совершаемые ими везде на свете над бессловесной тварью.
Молодой человек не стал спорить, он задумался. За него отвечала старику старая дама, поразившая меня своей наружностью. Я никогда не видал лица прекраснее, чем у этой старушки. Волосы ее были белы как снег, лицо покрыто глубокими морщинами, но она была высока и стройна, и выражение ее лица было так же приятно, как у Лоры.
— Не думаю, чтобы все люди были злодеи, — сказала она. — Большая часть людских злодеяний происходит от невежества и от легкомыслия.
— Вполне с вами согласен, сударыня, — поспешно отвечал разгорячившийся старик.
— Я много путешествовала, — продолжала старая дама, — и мне приходилось разговаривать со многими хорошими и умными людьми о том, как дурно люди обращаются с животными. И что же? Оказывается, что никто об этом просто и не думает. Обратите внимание любого человека на совершающиеся жестокости, и он непременно воскликнет: «Не может быть! Неужели такие вещи творятся на свете?» Зачастую вы услышите восклицание, что надо бороться с этим злом, и люди, участие которых возбуждено вами, будут спрашивать: «Что же надо делать, чтобы искоренить жестокое обращение со зверями?»
— Да, сударыня, и я спрошу вас, что надо делать? — воскликнул старик, нетерпеливо топая ногой.
— То же, что бы я посоветовала делать в борьбе с пьянством, — ответила дама, улыбаясь, — надо воспитывать молодежь в духе человечности. Я бы всеми силами любви и науки твердо укореняла в умы школьников и школьниц знание того, что так же, как вино и водка разрушат их тела, жестокость к какой бы то ни было живой твари, омрачит и исковеркает их чистые души.
— Мне кажется бесполезным рассчитывать до такой степени на врожденное чувство добра в человеке, — сказал молодой человек с суровым лицом. — Что ни проповедуют разные сторонники человечности и благородства, а большинство людей более склонно к дурному, нежели к хорошему! Ведь вы не можете сделать ваших детей совершенно хорошими?
— Мы не ожидаем этого, — возразила старушка, спокойно взглянув на говорившего. — Не спорю, что человеческому сердцу свойственны и другие побуждения, но тем важнее нравственное воспитание, которое борется с дурным, прививая доброе и возвышенное. Я давно живу на свете и должна сказать, что за долгое время моего опыта среди людей встречала много хороших сторон в людях и в одном твердо убедилась: впечатления детства неизгладимы. — Вот почему так важно, чтобы они были хорошие. Признайтесь сами, разве вы не помните ярче всего остального то время, когда вы стояли подле вашей матери и держали ее руку, пока она нежно целовала вас?
Во время этого разговора нам подали новый паровоз. Многие пассажиры заторопились садиться в вагоны, в том числе и нетерпеливый старик. Лора спешила завязать плед, и мне очень хотелось ей помочь; вскоре около нас остались только старушка с приятным лицом и молодой человек.
— Да, я хорошо помню время, о котором вы говорите, — отвечал молодой человек взволнованным голосом. — Теперь у меня нет матери: она умерла.
— Бедный юноша! — с нежной лаской в голосе сказала старушка, положив руку на его плечо.
Они оба стояли, и она была выше его ростом.
— Да благословит вас Бог! — продолжала она. — Я уверена, что сердце у вас доброе. У меня четверо взрослых сыновей; вы мне напоминаете моего младшего. Если вы когда-нибудь будете в Вашингтоне, приезжайте ко мне.
Она назвала себя. Молодой человек горячо поблагодарил ее за ее внимание. После этого он вышел, а старая дама обратилась к Лоре.
— Дайте я вам помогу, моя милочка.
— Будьте так добры, — сказала Лора. — Я никак не могу застегнуть этот ремень.
В несколько секунд наш поезд был готов, и мы все радостно поспешили в вагоны.
Так как до нашей станции оставалось только несколько миль, то кондуктор позволил Лоре взять меня в свой вагон. Она постелила накидку на скамейку против себя, и я сел на нее, с удовольствием глядя в окно на прелестные зеленые луга, залитые июньским солнцем, мимо которых быстро летел поезд. Как хорошо было в этом вагоне! Хуже всего для зверя — это быть запертым в темноте и не видеть куда едешь!
Старая дама села подле Лоры; она тоже смотрела в окно.
— Что может быть прекраснее хорошего июньского дня? — сказала она.
— Да, да!… — отвечала Лора. — Грустно встречать осень и холодную зиму!
— Нет, милочка, не говорите этого, — возразила дама. — Осень и зима готовят нас к новой весне.
— Да, это так… — сказала Лора. — Вы, верно, очень любите зверей, — заметила она, немного погодя, с некоторым смущением, видя, что старушка наклонилась ко мне и погладила мои обрезанные уши.
— Очень люблю, моя милочка, — отвечала она Лоре. — У меня дома четыре лошади, две коровы, ручная белка, три собаки и кошка.
— Какая вы счастливая! — заметила Лора.
— О, конечно!… Да, я еще забыла мою однорогую жабу, Дисю, которую я достала в Калифорнии. Она живет в теплице и благоденствует. Когда я прихожу, она протягивает свою рогатую головку, чтобы я ее почесала.
— Я совсем не понимаю, как можно быть злым с животными, — сказала Лора.
— И я тоже не понимаю, дитя мое. Я всегда смотрела с глубоким огорчением на всякую жестокость к зверю. Помню, еще маленькой девочкой, когда я, бывало, гуляла по улицам Бостона, я вся тряслась, если видела, что извозчики или ломовые бьют и истязают своих лошадей, нагруженных слишком большими тяжестями. Я была такая маленькая, что боялась заступиться за бедных животных и, придя домой, только горько плакала на коленях матери, спрашивая ее, неужели ничем нельзя помочь горю. Моя мать в слепой любви ко мне старалась утешить меня и развлечь, причем всем было приказано оберегать меня от каких бы то ни было грустных зрелищ. Но страдания невинных зверей не прекращались от того, что я их не видела, и когда я выросла, я поняла свое малодушие, я стала говорить всем знакомым, что мир полон стенаний страждущей немой твари и что этому не будет конца, если мы не будем бороться с этим злом. По моим настояниям основалось несколько обществ покровительства животным. Они сделали и делают много добра не только зверям, но и человеку. Я уверена, что говоря жестокому человеку: «Нельзя переутомлять, истязать, мучить и убивать зверей, нельзя оставлять их голодными», мы приближаем его к царствию небесному. В писании сказано: «Что посеешь, то и пожнешь!» Семена несправедливости и злобы дадут нездоровые всходы. Тот, кто бьет лошадь, сам в эти минуты в тысячу раз больше зверь, нежели его невинная жертва. Если бы люди только поняли эту истину, что всякое злое дело падает на голову того, кто его делает… Однако, дитя мое, я заговорилась. Вот и станция ваша. Прощайте, дай Бог вам сохранить на всю жизнь ваше доброе личико и кроткое сердце! Я надеюсь, что мы еще когда-нибудь встретимся.
