Сергей Алексеев - Ох, охота!
Собрали бригаду охотников из шести человек и начали заготовку птицы. Гусь там идет с первым снегом, уже по морозу, и пролетает довольно быстро, за три-четыре дня, но зато от темна и до темна, и не стаями, а сплошным валом — все это время небо гогочет. Над долинами летит высоко, но над сопками как раз на выстреле, лапы видно, поэтому мы расселись каждый на свою сопочку с казенными полуавтоматами МЦ 21–12, запаслись казенными же патронами с дробью в три нуля — гусь жирный и перо крепкое, продуктами, палатками, чтоб в поселок не бегать, и начали отстрел.
Гусь-то валом идет и низко, вроде бы по теории хоть тысячу можно уронить, но не всё так просто, как кажется. За световой день удавалось сбить до двухсот штук, да почти половина из них — подранки, которых, пока светло, нужно успеть собрать, ибо песцы уже дежурят у подножия сопки и за ночь всех приберут. А попробуй скоро найди серого гуся среди серых, в лишайниках, развалов камней? Спрячется, зажмется, и пока не наступишь — не увидишь. Собак же толковых по птице, в поселке не было. Получалось, до обеда стреляешь, костеря родную оружейную промышленность, ибо пятизарядки эти чувствительны к боеприпасам, иногда почему-то отрывает шляпку от бумажной гильзы, отчего ружье часто заедает, ствол разогревается настолько, что с одной стороны руки греть можно, с другой — в рукавицах перезаряжать приходится, а после обеда дотемна рыщешь по склонам сопки и добираешь подранков. Кроме того, после двадцати минут стрельбы над тобой образуется проран — гуси начинают облетать опасное место, вот и ждешь, пока эта дыра в сплошном потоке не заштопается. И еще плечо себе так прикладом насадишь, что рука не поднимается.
Вечером к нам приезжал вездеходчик Миша, норильчанин, и отвозил добычу в поселок, где женщины в столовой ощипывали гусей, потрошили и морозили. Этот Миша был каким-то малохольным, вечно то машину утопит в тундре, то гусеницу порвет или «разуется» за сорок верст от поселка, то заблудится, так что на вертолете ищут. В первый день охоты он приехал и стал клянчить патроны, поскольку всегда возил в вездеходе двустволку. А уже стало понятно, что всех патронов нам за короткий срок не сжечь, поэтому каждый дал ему по полсотне. На следующий день мороз отпустил, потеплело и в тот час поднялся густой туман. Гусь кое-как шел сначала, потом полеты прекратились, и мы изнывали, ожидая ветра. Вечером туман снесло, приезжает Миша за добычей и опять просит патроны. Я ему:
— Совесть-то имей! Куда тебе столько?
— Да уж кончились…
— Поди посмотри, — и поднимает тент на вездеходе. А в грузовом отсеке у него — гора птицы! Мы вшестером за день по столько не били.
— Откуда? Как?
— Еду, — говорит, — сегодня по тундре и в тумане заблудился маленько. Глядь — какое-то серое озеро, и все шевелится. Пригляделся — гуси. Их туманом прижало, они и упали на воду. Ну я лег на землю и давай стрелять по головам да шеям. А гуси только подскакивают и садятся — не улетают. Патроны бы не кончились, так до сих пор бы еще стрелял.
Дали ему патронов, на сей раз по сотне. Ну, думаем, повезло дураку. Потом начался олений отстрел, уже по убродному снегу. Сели мы бригадой на олений ход, ждем. Вертолетчики сказали, близко уже движется на нас стадо, голов на триста. Отсидели мы до вечера, замерзли как собаки, костра не разведешь, спиртом не погреешься — сухой закон, а тут еще пурга началась. Наконец приезжает Миша, как всегда начинает патроны клянчить.
— Мы же тебе недавно давали! — возмутились мы.
— Дак кончились…
— По кому расстрелял?
— По стаду… Поехали грузить.
— Да где же ты стадо нашёл, если мы стоим на оленьем ходу?
— А тама!
Говорят, оленьи переходы не изменяются столетиями, однако вышло так, что на их пути оказалась наша буровая установка с дизельной электростанцией и стадо изменило маршрут. На него-то и опять «случайно» наехал вездеходчик. Причем стрелял он дробью «три нуля» и настолько толково, что мы наконец-то научились, как нужно добывать оленей. Бить Миша начал не по головным в стаде, а по задним, отчего животные полезли друг на друга, запутались рогами и остальное было делом техники.
За эту спонтанную охоту вездеходчик выполнил план по осеннему отстрелу оленей, лишив нас работы и обеспечив мясом поселок. Мы звали Васю в бригаду, но он отказался, сославшись, что не охотник, а ружье ему от отца досталось, вот возит всегда с собой в ГТТ. Скорее всего, он просто не хотел нашего общества, будучи во всем индивидуалистом.
По-моему, дева-богиня не перья на него роняла, а крылами по головке гладила…
Старые охотники говорили, что удача приходит ко всякому ловцу и всякого может сделать ловким, только следует строго выполнять несколько обязательных условий. Самое главное, никогда не жадничать и добывать зверя и птицы в таком количестве, чтобы дичи всегда не хватало, то есть не жрать от пуза круглый год и уж тем паче не продавать свою добычу, но дарить — сколько угодно, поскольку считается, она, добыча, тоже даром тебе досталась. Разумеется, если ты не промысловик и охота у тебя — удовольствие. Никогда не «портить» лесную живность и добирать подранков, не стрелять звериных детей, птенцов, под страхом смерти — третью сороку, если прежде зачем-то уже убил двух. (Говорят, третья сорока — птица роковая.) Не приручать хищных зверей и пернатых, за исключением сокола, ибо это первая охотничья ручная птица! Не стрелять сорокового медведя, ибо он тоже роковой, и белоглазого волка. Я пытался выяснить, что это за зверь такой — даже старики не видели, но уверены, будто это вовсе не волк, а некий помощник человеку, должно быть, наподобие того серого, что мчит на своей спине Ивана Царевича и Василису.
Скорее всего, эти условия — отголосок древних неписанных законов и поверий, однако за нарушения их и в наши дни удача отвернется непременно. Проверено на собственном опыте: был грех и я испортил кабана в прямом смысле — в один день добрать не смог, поскольку устал и не дошел до него ста метров. Когда на следующий обнаружил, то зверь уже вздулся на августовской жаре и вонял. В этот год не удалась лосиная охота — пятнадцатого января повесил на сук лицензию и уехал домой. Весной не отстрелял глухаря, осенью — медведя, зимой то же самое повторилось с лосем: вставал на самые лучшие номера, а зверь выходил там, где никто не ждал. Мужики начали посмеиваться и звать «зеленым», приходить за лицензиями к Солдатенкову было стыдно. Наконец я даже мазать стал по сидящим зайцам.
