Герман Мелвилл - Моби Дик
Когда мы приблизились к морю, было уже около шести часов, но серая, туманная заря только еще занималась.
— Смотри-ка, Квикег, — сказал я. — Вон уже кто-то бежит к «Пекоду». Наверное, мы отплываем на рассвете. Пошли скорей!
— Стойте! — неожиданно раздался голос, и вдруг между нами протиснулся Илия, положил руки нам на плечи и, пристально вгляды-ваясь то в одного, то в другого, спросил: — Туда?
— Эй, ты, руки прочь! — сказал я.
— Вы на корабль?
— На корабль. Но тебе-то что за дело? Известно ли вам, мистер Илия, что вы нам изрядно надоели?
— Нет, нет, этого я не знал, — ответил он, медленно переводя с меня на Квикега свой удивленный и странный взгляд.
— Илия, — сказал я, — мы были бы вам очень обязаны, если бы вы оставили нас в покое. Мы сегодня уходим в море— в Тихий и Индийский океаны, — мы спешим и вовсе не собираемся из-за вас задерживаться.
— Спешите? И думаете к завтраку вернуться?
— Квикег, он стукнутый, — сказал я. — Пошли.
— Э-хей! — заорал Илия, когда мы отошли на несколько шагов.
— Не обращай внимания, — сказал я Квикегу, — идем.
Но он снова подкрался к нам и, неожиданно хлопнув
меня ладонью по плечу, спросил:
— А ты видел, что на корабль вроде бы прошли сейчас какие-то люди?
Застигнутый врасплох этим простым вопросом, я остановился и ответил:
— Да, мне показалось, что я видел четверых или пятерых мужчин, но было еще так темно, что я мог ошибиться.
— Темно? — повторил Илия. — Ну что ж, прощайте.
И мы снова расстались с ним, но он опять подкрался сзади и, дотронувшись до моего плеча, шепнул:
— А ты попытайся теперь отыскать их на корабле.
— Отыскать, кого?
— Прощайте, прощайте! — отозвался он, снова удаляясь от нас. — Я хотел только предупредить, но это бесполезно… Вижу: все одно к одному, что ж, дело ваше… Подмораживает сегодня, а?.. Ну, счастливого пути. Надеюсь, встретимся не скоро… Разве что перед Высшим Судом. — И с этими безумными словами он наконец исчез, оставив меня в немалом недоумении.
Ступив на палубу «Пекода», мы нашли корабль погруженным в глубочайшую тишину. Нигде ни души, капитанская каюта заперта изнутри, люки задраены и завалены бухтами канатов. Мы прошли на бак и отыскали там один незакрытый люк. Разглядев внизу свет, спустились по трапу и увидели старика-такелажника, который, закутавшись в драный бушлат и положив лицо на согнутые руки, растянулся на двух сдвинутых сундуках. Он крепко спал.
— Интересно, — спросил я Квикега, — куда могли деться те люди, которые прошли на корабль перед нами?
Оказалось, что тогда, на пристани, Квикег вовсе ничего не заметил и, если бы не странные вопросы Илии, то я был бы склонен думать, что мне лишь померещились те фигуры в предутреннем тумане. Но я постарался отогнать свою тревогу и сказал Квикегу, что, пожалуй, нам тоже, как и этому такелажнику, стоит пристроиться здесь до утра.
Квикег согласился со мной, ощупал зад спящего и, убедившись, что он достаточно мягкий, преспокойно на нем уселся.
— Что ты делаешь? — воскликнул я. — Вставай скорее!
— Почему? — удивился Квикег. — Очень удобная места. У нас дома моя всегда так сидела.
— Да ведь ему тяжело, посмотри, как он дышит; я просто не понимаю, как он еще не проснулся.
Квикег пересел на сундук поближе к голове старика и разжег свой томагавк, а я уселся на другом сундуке возле ног старика. Мы по очереди затягивались из трубки, передавая ее друг другу. Квикег рассказал, что у него на родине нет ни диванов, ни кресел, а цари и вожди племен имеют обыкновение откармливать несколько лежебок из низших сословий, чтобы использовать их в качестве кушеток. Во время прогулок не надо брать с собой складного стула, живая мебель идет за вами и укладывается под
любым раскидистым деревом, будь там хоть камни, хоть болото.
Всякий раз, принимая от меня свой томагавк, Квикег как бы взмахивал его острым концом над головой спящего.
— Зачем ты это делаешь? — спросил я.
— Она легко убивать! Очень хорошо!
И он погрузился в воспоминания, навеянные этой двусмысленной трубкой, которая в прошлой его жизни служила ему не только для успокоения души, но и орудием вечного успокоения врагов.
Тут наше внимание снова привлек спящий такелажник. Табачный дым доверху наполнил тесное помещение, и это, наконец, подействовало на старика. Он глубоко вздохнул, раза два перевернулся с боку на бок, открыл глаза и сел.
— У-ух, — выдохнул он. — Вы кто такие, курильщики?
— Мы матросы. Когда отплываем?
— Сегодня, — ответил он. — Ночью прибыл капитан.
— Какой капитан? Ахав?
— А какой же еще?
Я собрался расспросить его об Ахаве, но в это время на палубе над нами раздался шум.
— Вот и Старбек приехал, — сказал такелажник. — Боевой у вас старший помощник. Хороший он парень. Ну, мне пора.
Он вылез на палубу, и мы последовали за ним.
Глава шестнадцатая
Паруса поставлены
Наконец к полудню, после того, как все такелажники покинули корабль, трап был убран, а заботливая сестрица Чэрити, доставив на судно свой последний дар — ночной колпак для второго помощника капитана, — спустилась в шлюпку, после всего этого Вилдад и Фалек показались из каюты и, обращаясь к старшему помощнику капитана, Фалек сказал:
— Все в порядке, мистер Старбек, не так ли? Капитан Ахав уже готов, мы только что го-
ворили с ним. На берегу ничего не забыли? В таком случае— свистать всех наверх, черт побери!
— Ну, ну, Фалек, зачем в такую минуту сквернословить? — заметил ему Вилдад и обратился к Старбеку: — А ты, друг Старбек, поживей исполни наше приказание.
Вот тебе и раз! Корабль уже отплывает, а Вилдад и Фалек все еще распоряжаются на нем с таким видом, словно намерены командовать и в море. Что же касается капитана Ахава, то его все еще не видно на палубе. Впрочем, для того, чтобы поднять якорь и вывести судно в открытое море, вовсе не обязательно, чтобы распоряжался капитан — это дело лоцмана. На торговых судах бывает, что капитан не появляется на палубе и после подъема якоря, а остается в кают- компании за прощальной пирушкой со своими дружками, которые затем покидают судно на лоцманском боте.
Однако мне некогда было особенно размышлять о происходящем, ибо капитан Фалек орал и командовал в необычайном возбуждении:
— Стройтесь, чертовы дети, — кричал он на матросов, замешкавшихся у грот-мачты, — стройтесь, дьявол вас возьми! Мистер Старбек, гоните их на ют.
Через минуту — следующий приказ:
— Убрать палатку, живо!