Василий Песков - Окно в природу
Все его любят
Сорок лет назад в газете мы попытались выяснить: какие животные (звери и птицы) нам более всего симпатичны. Оказалось, на первом месте симпатии вызывают маленькие звери — белка, бурундуки, зайцы, лисички, кошки, собачки. Из птиц — аисты, орлы, журавли, совы, гуси, ласточки, синицы, удоды, воробьи. Конечно, в этом выборе личные вкусы играют важную роль. Я, например, выбрал бурундука и филина. Но если речь идет не об игре, а о чем-то более серьезном, дело решается даже голосованием.
Так, например, было в Америке. Какую птицу надо было выбрать как символ страны? Многие назвали индюшку. В истории освоения Нового Света индюшка сыграла очень большую роль. Колонисты поголовно охотились на индюшек. «Их было так много, что в лесу стоял гул от курлыканья, а ветки гнулись от рядом сидящих птиц.
Подстреленные индюшки были такими жирными, что лопались при ударе об землю». История изначальной Америки связана с добыванием на охоте этой славной птицы. Но в соревновании, кому быть на гербе страны, победил орлан — птица с гордой осанкой.
Теперь, после рассказов в нашем «Окне» о мало кому симпатичной африканской гиене, расскажем о признанном любимце во многих странах — австралийце коале. Причем любимцем этого медвежонка назвали, не видя этого симпатичного зверька. Дело в том, что этого австралийца не могут содержать в зоопарках. Его видят только на экранах телевизоров. Но можно рассказать о признанном любимце подробней.
Я увидел коалу в Сиднее, когда летели в Антарктиду.
Название — коала — дали европейцам австралийские аборигены: «Он не пьет», — сказали они. «Действительно не пьет. Ему хватает влаги эвкалиптовых листьев», — объяснил мне ветеринар зоопарка в Сиднее. На дереве неподвижно сидело симпатичное существо, совершенно не обращая внимания на суету людей около дерева. Мне очень хотелось снять медвежонка. «Они резвы только ночью, когда едят свои листья. А днем они ведут себя, как в кино с замедленной съемкой», — объяснял все тот же ветеринар.
Удачный снимок у меня не получился. Пришлось взять его в австралийской книжке. Вот он перед вами. Наиболее заметные части этого портрета — роскошные уши, большой мясистый темного цвета нос, любопытство в глазах на большой голове. «Одежда» — шелковистый мех, на лапах длинные острые когти, которые медвежонок запускает в кору дерева, а при случае — в руку ветеринара, если тот возьмет добродушного и спокойного зверя без специальных рукавиц.
Днем трудно заставить медвежат спуститься с дерева — на земле они беспомощны. Зато в потемках они возятся и издают характерные звуки.
Коала — одно из сумчатых животных материка. Самка переносит новорожденного, который чуть больше фасолины, в сумку на её спине. В ней два соска — в течение восьми месяцев ребенок будет получать материнское молоко.
Через восемь месяцев уже взрослый медвежонок, цепляясь за материнскую шерсть, выбирается из «кармана» и больше в него не возвращается. Но мать ночами продолжает согревать уже взрослое дитё. Его дальнейшая жизнь протекает в обществе соплеменников. Если это самец, он перед свиданием пропитывает на груди шерсть эвкалиптовой жидкостью. Такие «духи» привлекают самок. Число самцов и самок у медвежат различно. Если у других животных гаремы заводят самцы, то тут полдюжины самок ожидают «надушенного» жениха.
Так у сумчатых австралийцев жизнь длилась тысячи лет.
Ничто не мешало медвежатам. Хищники не трогали их, потому что мясо коалы пропитано эвкалиптовым маслом, по той же причине избегали есть его охотники-аборигены.
Золотые века для этих животных кончились недавно, когда в Австралии стали селиться выходцы из Европы. Они тоже не ели мяса коалы, но сразу оценили превосходный мех медвежат. И началось их истребление. В начале минувшего века было добыто полмиллиона их шкурок. Это в девять раз превышало их прежнюю численность.
Охота на тихого мирного зверька давала немалый доход — из шкурок коалы шили одежды, и большое их число шло на изготовление детских игрушек. Охота на маленьких медвежат стала модной, рассказывает немец Гржимек, посетивший Австралию. «Любители стрельбы по живому приходят в восторг, наблюдая, как малоподвижные медвежата не «спешили» после двух-трех выстрелов падать на землю с дерева, а цеплялись за спасительные сучки. Кажется прямо-таки невероятным, что в цивилизованной стране такое беззащитное и к тому же редкое животное могло подвергнуться подобному безжалостному истреблению».
К середине ХХ века коалы оказались на грани полного исчезновения, казалось, уже ничто не может спасти симпатичных медвежат. Но австралийцы опомнились. Нашлись люди, которым небезразлична была гибель природного богатства страны. Они при поддержке большинства добились запрещения охоты на сумчатых медведей. На телевидении симпатичные звери стали желанными, и не только в Австралии. А здесь началось движение по спасению «природных ценностей». Медвежат стали переправлять в опустевшие эвкалиптовые леса, открылись даже лечебницы, где зверей лечили и выпускали в природу. Появились медвежата во многих зоопарках маленьких городов.
Во многих странах медвежатами любуются на экранах телевидения. Приютить «австралийцев» где-либо в зоопарке в Европе, Азии или Америке нереально. Во-первых, нельзя вывозить редких животных в другую страну, но главное, невозможно обеспечить медвежат пищей. Даже на родине, где растут более сотни разных видов эвкалиптов, лишь немногие годятся привередливым медвежатам.
Возить из Австралии листья редких деревьев и сложно, и очень накладно. Вот и приходится любоваться «австралийской редкостью» только на телеэкране. Медвежата стали героями, выжившими в борьбе за существование.
Нелюбимая всеми
В древнем вулканическом кратере Нгоронгоро, как в Ноевом ковчеге, есть, кажется, все, чем богата Восточная Африка, — от слонов до крошечных антилоп дик-дик. В галерее этих животных есть одно, по облику и повадкам очень непривлекательное.
Помню, мы стояли у края кратера после захода солнца. Дно чаши заполняла густевшая синева, и из нее доносился дикий хохот со странным жутковатым завыванием: «Уууу!»
«Это гиены, — сказал наш спутник, местный зоолог, — завтра мы их увидим».
Мы их увидели неожиданно у вьющейся в травах речонки. Фотографируя лакавшую воду львицу, я вдруг заметил нечто, воскресившее в памяти карикатуры времен войны. Обликом этого зверя награждали фашистских вождей.
В каждом животном есть что-нибудь привлекательное. В этом — не было. Слегка похожая на собаку, гиена отличалась от нее мешковатостью тела, несоразмерно высокими передними ногами, общей нескладностью всей фигуры с недлинным хвостом-метелкой. Набитый живот у гиены висел почти до земли, ноздристая курносая оконечность морды поблескивала клыками. Когда клыки обнажались — с них стекала слюна. Оскал зверя походил на улыбку порочного существа. «Вот укушу, и ничего мне не будет», — говорил весь облик бестии. Словом, это был зверь, каким пугают грешников, рисуя картинки ада.
