Редьярд Киплинг - Книги джунглей
Луна садилась за холмами, и ряды дрожащих обезьян, которые жались по стенам и башням, походили на рваную, колеблющуюся бахрому. Балу сошёл к водоёму напиться, а Багира начала вылизывать свой мех. И тут Каа выполз на середину террасы, сомкнул пасть, звучно щелкнув челюстями, и все обезьяны устремили глаза на него.
— Луна заходит, — сказал он. — Довольно ли света, хорошо ли вам видно?
По стенам пронёсся стон, словно вздох ветра в вершинах деревьев:
— Мы видим, о Каа!
— Хорошо! Начнём же пляску Каа — Пляску Голода. Сидите смирно и смотрите!
Он дважды или трижды свернулся в большое двойное и тройное кольцо, покачивая головой справа налево. Потом начал выделывать петли и восьмёрки и мягкие, расплывчатые треугольники, переходящие в квадраты и пятиугольники, не останавливаясь, не спеша и не прекращая ни на минуту негромкого гудения. Становилось всё темнее и темнее, и напоследок уже не видно было, как извивается и свивается Каа, слышно было только, как шуршит его чешуя.
Балу и Багира словно обратились в камень, ощетинившись и глухо ворча, а Маугли смотрел и дивился.
— Бандар-Логи, — наконец послышался голос Каа, — можете вы шевельнуть рукой или ногой без моего приказа? Говорите.
— Без твоего слова мы не можем шевельнуть ни рукой, ни ногой, о Каа!
— Хорошо! Подойдите на один шаг ближе ко мне!
Ряды обезьян беспомощно качнулись вперёд, и Балу с Багирой невольно сделали шаг вперёд вместе с ними.
— Ближе! — прошипел Каа.
И обезьяны шагнули ещё раз.
Маугли положил руки на плечи Багиры и Балу, чтобы увести их прочь, и оба зверя вздрогнули, словно проснувшись.
— Не снимай руки с моего плеча, — шепнула Багира, — не снимай, иначе я пойду… пойду к Каа. А-ах!
— Это всего только старый Каа выделывает круги в пыли, — сказал Маугли. — Идём отсюда.
И все трое выскользнули в пролом стены и ушли в джунгли.
— Уу-ф! — вздохнул Балу, снова очутившись среди неподвижных деревьев. — Никогда больше не стану просить помощи у Каа! — И он весь содрогнулся с головы до ног.
— Каа знает больше нас, — вся дрожа, сказала Багира. — Ещё немного, и я бы отправилась прямо к нему в пасть.
— Многие отправятся туда же, прежде чем луна взойдёт ещё раз, — ответил Балу. — Он хорошо поохотится — на свой лад.
— Но что же всё это значит? — спросил Маугли, который не знал ничего о притягательной силе змеи. — Я видел только большую змею, которая выписывала зачем-то круги по земле, пока не стемнело. И нос у Каа был весь разбит. Ха-ха!
— Маугли, — сердито сказала Багира, — нос он разбил ради тебя, так же как мои уши, бока и лапы, плечи и шея Балу искусаны ради тебя. И Балу и Багире трудно будет охотиться в течение многих дней.
— Это пустяки, — сказал Балу. — Зато детёныш опять с нами!
— Правда, но он нам дорого обошёлся: ради него мы были изранены, пожертвовали временем, удачной охотой, собственной шкурой — у меня выщипана вся спина — и даже нашей честью. Ибо, не забывай этого, мне, чёрной пантере, пришлось просить помощи у Каа, и мы с Балу потеряли разум, как малые птенцы, увидев Пляску Голода. А всё оттого, что ты играл с Бандар-Логами!
— Правда, всё это правда, — сказал Маугли опечалившись. — Я плохой детёныш, и в животе у меня горько.
— Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?
Балу вовсе не желал новой беды для Маугли, но с Законом не шутят, и потому он проворчал:
— Горе не мешает наказанию. Только не забудь, Багира, что он ещё мал!
— Не забуду! Но он натворил беды, и теперь надо его побить. Маугли, что ты на это скажешь?
— Ничего! Я виноват. А вы оба ранены. Это только справедливо.
Багира дала ему с десяток шлепков, лёгких, на взгляд пантеры (они даже не разбудили бы её собственного детёныша), но для семилетнего мальчика это были суровые побои, от которых всякий рад был бы избавиться. Когда всё кончилось, Маугли чихнул и без единого слова поднялся на ноги.
— А теперь, — сказала Багира, — прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, и мы отправимся домой.
Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что с наказанием кончаются все счеты. После него не бывает никаких придирок.
Маугли опустил голову на спину Багиры и заснул так крепко, что даже не проснулся, когда его положили на землю в родной берлоге.
Дорожная песня бандар-логов
Мчимся мы с пляской в лесной тишинеНа полдороге к ревнивой луне!Разве не хочется вам в наш круг?Разве не нужно вам лишних рук?Разве не нужен вам хвост такой,Что выгнут, как лук Купидона, дугой?
Сердитесь вы? Но — нам всё нипочём:Братец, твой зад украшен хвостом!
Здесь мы гирляндой висим на ветвях,Мечтая о разных прекрасных вещахИ о делах, что хотим совершить,Но так, чтоб в минуту их все разрешить, —Весьма благородных, добрых, больших,Коль можно с желанием выполнить их.
Ну, что ж, пошли? Но — нам всё нипочём:Братец, твой зад украшен хвостом!
Всё, что мы слышали в жизни своейУ мыши летучей, у птиц, у зверей,Толстокожих, пернатых или подводных, —Мы повторяем всё сразу свободно!Великолепно! Восторг! Ещё раз!Вот мы болтаем как люди сейчас!
Представим, что мы… Но — нам всё нипочём:Братец, твой зад украшен хвостом!Идут обезьяны лишь этим путём!
Так примыкайте же к нам, прыгающим по ветвямТам, где легка и гибка вьётся лоза по стволам.Путь наш отмечен дымом и громом, что мы издаём.Верьте, верьте, много славных дел свершить удастся нам![6]
ТИГР, ТИГР!
(перевод Н. Дарузес)
— Что ты, охотник, идёшь невесёлый?— Брат, охота вышла тяжёлой.— Верно, добыча богатой была?— Брат, она в джунгли, в джунгли ушла.— Где ж твоя сила, которой гордился?— Брат, я ранен — и силы лишился.— Ну и куда ты? — Хотел бы я знать.В логово, брат, я иду умирать.[7]
После драки на Скале Совета Маугли ушёл из волчьего логова и спустился вниз, к пашням, где жили люди, но не остался там — джунгли были слишком близко, а он знал, что на Совете нажил себе не одного лютого врага. И потому он побежал дальше, держась дороги по дну долины, и отмахал около двадцати миль ровной рысью, пока не добрался до мест, которых ещё не знал. Тут начиналась широкая равнина, усеянная скалами и изрезанная оврагами. На одном краю равнины стояла маленькая деревушка, с другого края густые джунгли дугой подступали к самому выгону и сразу обрывались, словно срезанные мотыгой. По всей равнине паслись коровы и буйволы, и мальчики, сторожившие стадо, завидев Маугли, убежали с криком, а бездомные жёлтые псы, которых много возле каждой индийской деревни, подняли лай. Маугли пошёл дальше, потому что был голоден, и, дойдя до деревенской околицы, увидел, что большой терновый куст, которым в сумерки загораживают ворота, отодвинут в сторону.