Моя Индия. Наука джунглей. Храмовый тигр - Джим Корбетт
Восемь лет назад, когда тигрица была сравнительно молодой, она серьезно пострадала в стычке с дикобразом. Возможно, в то время у нее были детеныши, и она, так как не могла добывать для себя обычную пищу, чтобы вскармливать тигрят, стала убивать людей. Поступая так, тигрица не совершала преступления против законов природы. Она плотоядное животное, и мясо — все равно, человека или животного — единственная пища, которую усваивает ее организм. Под давлением обстоятельств животное, как и человек, ест пищу, которую в обычных условиях не употребляет. За весь период своего людоедства тигрица убила сто пятьдесят человек — менее двадцати в год. Поэтому я склоняюсь к мысли, что она прибегала к такого рода пище как более для нее доступной лишь тогда, когда имела детенышей, а из-за старых ран не могла добывать в достаточном количестве животных для поддержания своей жизни и жизни своего потомства.
Население Талладеша жестоко страдало от тигрицы, и теперь за все причиненные людям беды она расплачивалась сполна. Несколько раз я прицеливался ей в голову, чтобы положить конец ее страданиям, но из-за густой облачности стало довольно темно, и у меня не было уверенности, что попаду в такую сравнительно небольшую цель на расстоянии шестидесяти ярдов.
Наконец тигрица поднялась, сделала три шага и, став ко мне боком, посмотрела на убитых коз. Упершись локтями в плоский камень, я тщательно прицелился ей в сердце и нажал на спуск. На холме позади тигрицы взметнулась струйка пыли. У меня мелькнула мысль, что я не только не попал ей в сердце, а вообще промахнулся. Но нет, этого не могло произойти: я так тщательно целился. Наверно, пуля прошла навылет. Как только раздался выстрел, тигрица прыгнула вперед, затем промчалась — словно была сильно испугана, а не ранена — по ровной площадке и, прежде чем я успел нажать на спуск еще раз, скрылась из виду.
Раздосадованный до глубины души тем, что не убил тигрицу, несмотря на представившуюся великолепную возможность, я твердо решил, что теперь ей от меня не уйти. Спрыгнув с камня, я единым духом перемахнул лощину, одолел двадцатифутовый подъем и ровную площадку и остановился у места, где исчезла тигрица. Здесь я увидел, что вниз уходит крутой откос рыхлой сланцевой осыпи, футов сорок высотой. Тигрица спустилась по нему большими прыжками. Не решившись сделать то же самое из страха получить растяжение связок, я присел на корточки и съехал вниз. У основания осыпи проходила пешеходная тропа. Я был уверен, что тигрица направилась по ней, хотя на твердой поверхности и не осталось отпечатков ее лап. Направо от тропы протекал ручей с каменистым дном, который мы с Дунгар Сингхом перешли выше по течению. Над ручьем высился крутой, поросший травой холм. Налево от тропы также был холм, на нем росло несколько сосен. Сначала тропа шла прямо. Пробежав по ней ярдов пятьдесят, я услышал тревожный крик горала. Горал мог находиться только в одном месте — на покрытом травой холме справа от меня. Возможно, тигрица перешла ручей и поднялась на этот холм. Я остановился посмотреть, не видно ли ее где-нибудь. В это время мне послышалось, что кричат люди. Я обернулся в сторону деревни — на седловине стояла толпа крестьян. Заметив, что я смотрю на них, люди стали делать мне знаки, показывая дальше на тропу. Я побежал вперед и за поворотом увидел на земле свежую кровь.
У животных шкура неплотно прилегает к мышцам. Если пуля попадет в стоящего неподвижно зверя и он со всех ног бросается бежать, отверстие, проделанное пулей в шкуре, не совпадает с отверстием в туловище. Пока животное бежит быстро, кровь из раны не течет или течет в очень небольшом количестве. Но когда оно замедляет бег, оба отверстия почти совмещаются, и кровь течет тем сильнее, чем медленнее движется животное. Если вы сомневаетесь в том, что пуля попала в цель, нужно подойти к тому месту, где животное находилось во время выстрела, и поискать, нет ли там срезанной шерсти. Срезанная пулей шерсть свидетельствует, что вы попали в животное, отсутствие ее говорит о том, что вы промахнулись.
За поворотом тигрица побежала медленнее, но все же еще бежала — я видел это по количеству вытекшей крови. Чтобы догнать ее, пришлось прибавить ходу. Но вскоре дорогу мне преградил выступ холма, находившегося слева от меня. Здесь тропа, завернув за выступ, под острым углом уходила в обратном направлении. Я не смог остановиться, а ухватиться на голом склоне было не за что и, с разбегу перескочив через тропу, но удержавшись все же на ногах, понесся куда-то вниз. Десятью или пятнадцатью футами ниже рос молодой рододендрон, под ним начинался отвесный обрыв в темный и зловещий на вид овраг, на дне которого ручей несколько раз изгибался под прямым углом, срезая подножие холма. Когда я, бороздя каблуками рыхлую почву, проносился мимо рододендрона, мне удалось обхватить его правой рукой. К счастью, деревце оказалось крепким. Оно хотя и согнулось, но не сломалось. Не свалившись благодаря рододендрону в овраг, я стал осторожно выбираться наверх, с силой вбивая каблуки своих башмаков в податливую глинистую поверхность холма, густо поросшего папоротником.
Возможность догнать тигрицу была потеряна. Но зверь оставил отчетливый кровавый след, поэтому я мог не торопиться. Вначале тропа вела на север. Обогнув выступ холма, она пошла на запад и тянулась вдоль его северного, покрытого густым лесом склона. Пройдя по тропе еще ярдов двести, я увидел на одном из отрогов холма ровную площадку, поросшую густым папоротником и кое-где кустами. Дальше этой площадки, по моим расчетам, не мог уйти ни один тигр с простреленным навылет туловищем, поэтому я приближался к ней с большой осторожностью.
Самый страшный зверь в индийских джунглях — тигр, задумавший отплатить за свои раны. Тигрица, конечно, жаждала это сделать. Убив разом шесть коз и мгновенно умчавшись после моего выстрела, она доказала, что ранение в плечо, полученное пять дней назад, не мешает ей быстро двигаться. Несомненно, как только она осознает, что ее преследуют, и сочтет, что расстояние позволяет ей броситься на врага, она стремительно нападет, и, по
