Геннадий Падаманс - Первостепь
Режущий Бивень сходит с тропы и встаёт у куста, наклоняется. Какой-то хлипкий пузырь перекрыл его горло и душит. И он напрягается изо всех сил – и изрыгает вонючую скверну. Ещё и ещё. Потуги рвоты кажутся нескончаемыми, а за его спиной проходят люди. И слышат его. Слышат, что он чего-то не досказал. Чем теперь обливает кусты. Ведь он не просто разговаривал с Кленкеном во сне. Он звал того! И ему стыдно перед людьми. Стыдно за свою глупость. За своё упрямство. Люди думали на шамана, будто тот в сговоре. А это Режущий Бивень позвал, Режущий Бивень сотрудничал. И стыд тоже льётся со скверной из его рта. Льётся и льётся уступами, как водопад. А потом, наконец, наступает ощущение пустоты. Щемящей пустоты, которую предстоит ему заполнять.
Может быть, новой скверной. Потому что всё же… Потому что ведь всё-таки… Нет, больше нечем ему блевать. Кажется, пусто внутри. Совсем пусто.
А над степью уже собирается утро. Тихое сонное утро, которое даже не подозревает о людских переменах. А люди, сами люди – они идут спать. Отдохнуть, обсудить. Исправить. Пятнистая Шкура даже поёт. У неё особенная радость. Она ведь чиста, и чум её никто не тронет, не сожжёт.
Где-то тренькает синица, разносит новые вести. Её звонкий неприхотливый голос кажется очень знакомым охотнику, удивительно знакомым. И откуда-то издалека, наверное даже с другого берега, в плотном предутреннем воздухе возникает вприпрыжку ответная трель.
****
Ночью шаман гадал. Он взял длинную тонкую гальку с высверленным посередине отверстием, Волчий Клык отрезал лоскут от шкуры, в которую был завёрнут принесенный пепел, и этим лоскутком с крошками пепла внутри Еохор обмотал гадательную гальку. Он подвесил её на бечёвке, а конец взял себе в руку. И стал шептать имена пропавших женщин. Когда он произнёс: «Чёрная Ива», – бечёвка сразу же задрожала, заходила ходуном, галька раскачивалась и подпрыгивала. Сомнений не оставалось.
Потом шаман ловил душу. Он схватил её губами и проводил опознание. Он говорил, что видит маленький шрамик на внутренней стороне запястья левой руки, и Режущий Бивень припоминал, что у Чёрной Ивы как раз был такой шрамик от барсучьего когтя. И ещё шаман говорил о родинке между грудей и о родовом пятнышке на правой ягодице. О метке Возврата выше колена. Режущий Бивень всё это помнил. Он сделал соломенную куклу, в неё высыпали пепел, а затем шаман вдул туда пойманную душу. Эту куклу и похоронили. Душа Чёрной Ивы будет теперь со своими, не останется бесприютной в лесу.
После похорон шаман сказал то, над чем Режущий Бивень размышляет до сих пор. Охотник должен убить Рыжегривого. Рыжегривый отметил его, но не смог одолеть. Однако вызов брошен. Значит, он теперь в одиночку должен будет одолеть вождя львов. Он съест его сердце, печень, кусочек лёгких. Сожжёт передние лапы, нос и мозги, истолчёт в порошок. А потом шаман Еохор вотрёт этот порошок Режущему Бивню в переносицу. Тогда станет он неуязвимым, вобрав в себя силу льва. Тогда откроются перед ним новые дали. Неведомые до сих пор.
Конечно же, шаман прав. Конечно, он держал в себе скверну, стал слабым. Слабый, он начал терять. Слабый, он мог потерять её, Чёрную Иву, так или иначе – и он её потерял. Нелепо на кого-нибудь злиться. Он сам виноват. Они лишь указали на его слабость, они все указали – и он проиграл. Будь он сильным, любые невзгоды отпали бы сами собой. А теперь он должен взять силу другого.
Но шаман начал сдавать. Стал болтуном. Сколько раз пытался втемяшить охотнику одно и то же. Одно и то же. Теперь Режущий Бивень помнит весь разговор слово в слово.
– Вот, – говорил шаман, – представь, что живут двое и сходятся… Иногда вяло сходятся, как обычно. И душа, которая придёт на их зов, получит обычную силу. И будет жить ещё один обычный на этой земле. Как все, будет жить. Тихо, мирно, не хватая звёзд с неба. Рождая детей, продолжая свой род… Но иногда всё бывает не так. Двое сильных сходятся столь бурно, что рождают великую силу. И тогда душа, которая явится, даже не подозревает, сколько у неё излишней мощи. Но с такой мощью спокойно не уживёшь, обычным не будешь. Если эту силу однажды не применить, она применится сама собой и уничтожит своё нерешительное прибежище. Душа хочет тихой мирной жизни, уютного очага, послушных детей. А сила рвёт всё это в клочья, подобная буре.
Так объяснял ему шаман якобы тайное знание. То, чего он не видел. Совсем по-другому, как он сам видел. Шаман утверждал, что он, Режущий Бивень, хотел прилепиться к бабскому подолу и спрятаться за ним от Силы. И теперь должен пройти испытание, уничтожить врага. Режущий Бивень сопротивлялся, отвечал, что не должен, никому ничего он не должен, потому как не клялся. Шаман только хихикал в ответ: «Не клялся – так поклянёшься. Ещё не поздно. Простирающий Длань не отпустит. Он сам из людей и наводит порядок на небе, как того люди втайне хотят. Режущий Бивень войдёт в это воинство». Шаман долго хихикал, а Режущий Бивень не понял и малой толики из его тёмных слов.
Простирающий Длань действительно приходил в его снах. Только он уже и не помнит того. Ну, приходил, держал в руке звёзды. Многие духи приходят к людям во снах. Что с того? После того они ведь покаялись, все покаялись, и он тоже. Однако, наверное, шаман всё же прав. Выбора, вправду, нет. И Режущий Бивень больше не хочет думать об этом. Раз выбора нет. Раз судьба его выбрала для испытаний. Лучше думать о льве.
Но вместо льва Режущий Бивень думает о Львином Хвосте. Сам себя хочет понять. Злится ли он на своего друга? Испытывает ли неприязнь? Ведь тот возжелал его жену. Но покаялся. А он… чем он лучше? Призвал врага, лишь бы не было оргий. Это Львиный Хвост на него должен злиться, и Пёстрый Фазан, и все остальные. Он ведь споспешествовал бедам племени, он вызвал врага, из-за него пропали женщины и дети. Из-за его слабости. Из-за его похоти. Потому что сказал «Моё!» про другую душу, «моё навсегда», но «моё» – это чьё? Разве Режущего Бивня? Или только его похоти? Конечно, похоти. Похоть главенствовала над ним. Но похоть знается только с другой такой же похотью, тогда и откликнулся Кленкен. Тому тоже нужны были женские души в плен. Тот добился своего. Шаман прав. Люди могут действовать себе во вред. Даже предпочитают действовать себе во вред. Иногда только на это и способны. Когда перестают слышать внутренний голос, когда забывают о духе, о силе, а помнят о похоти. И вред приходит огромный. Такой, о каком и не подозревали. Тогда люди сокрушаются, тогда бегут каяться… вот как они. Но надолго ли всё это и не повторится ли опять совсем скоро? Очень может повториться. А Режущий Бивень… шаман и тут прав, ему нужно какое-то испытание, лев его отметил, у льва много жён, но лев их всех яростно защищает. Как сам Режущий Бивень пытался защитить свою жену. Но теперь может лишь грустно улыбаться. Он должен лишить жизни льва. Но почему? Потому что был слабым, а должен стать сильным. Отбить силу у другого, забрать себе. Как будто забрать жену. Как Кленкен забрал у него жену. Зачем жена слабому? Жена нужна сильному… Запутался Режущий Бивень, совсем запутался в своих думах, и если так будет продолжаться и дальше, ничего путного он не добьётся. Нужно разом покончить. Отшвырнуть одним махом сомнения. Встать и идти на охоту. Не размышлять. Ни о чём не размышлять. Делать, как должно. Как подобает охотнику.
