Игорь Голубев - Собачья площадка
Настроение вновь вернулось в свое утреннее русло, и ноги сами понесли Иванова домой.
Иванов поднялся на этаж и здесь обнаружил свою супругу. Она сидела на подоконнике и свирепо надулась при виде мужа.
— Ты что тут делаешь? Ключи забыла?
— Я ничего не забыла. Я отпросилась. Это ты забыл, что тварь такую привел. Она меня чуть в куски не разорвала.
Николай с ужасом вспомнил, что в квартире оставалась собака. Но откуда же он мог знать, что Виолетта отпросится?
— Откуда мне было знать, что ты отпросишься? — так и сказал Иванов. — Надо предупреждать.
— Я теперь в собственную квартиру не попаду? Предупреждать.
— Не собственная.
— То есть?
— Не приватизированная. А собака что, собаке я дал задание охранять. Пойдем.
Он решительно вставил ключ в замочную скважину. Открыл дверь. В маленькой прихожей стоял Зверь, задрав огромную голову, и смотрел на Иванова внимательными глазами.
— Ты что же это, братец, своих не пускаешь? А ну погладь его. Погладь, не бойся. Зверь, это своя. Своя, понимаешь?
Иванов без всякого чувства приобнял жену за плечи и продемонстрировал любовь. Собаку не обманешь, но, похоже, она поняла, что имел в виду новый хозяин.
Виолетта осторожно протянула руку и потрепала Зверя по загривку. Зверь развернулся и, щелкая когтями по паркету, убрался на кухню.
— Вот видишь… Все понимает и сторож отличный.
— Что у нас красть?
— А музыкальный центр?
— Ему сто лет в обед.
Иванов подумал, что действительно, музыкальный центр не аргумент в пользу того, чтобы Зверь остался в квартире навсегда. Слава богу, хоть не зарычал на Виолетту. Когда Иванов объяснит, что собака престижная, Виолетта поймет. Будет о чем трепаться с подругами. Только на это и рассчитывал Иванов, а пока прошел на кухню, выгрузил продукты и, выбрав самую большую кастрюлю, поставил кости на газ.
— Вечером я его прогуляю. Попозднее, а то порвет ещё какую-нибудь главку! — крикнул он жене с кухни.
Виолетта сразу села на телефон.
Николай в щелочку некоторое время понаблюдал за ней, а когда услышал — «ты представляешь себе, не пустила, меня не пустила, стоило моему на неё цыкнуть, и как шелковая», — понял, что все будет в порядке. Хотя бы на первых порах. Подруги подогреют интерес. К тому же не надо теперь даже изредка выполнять ненавистные теперь супружеские обязанности, уж он-то постарается гулять со Зверем подольше, пока жена не уснет.
На Иванова снизошло спокойствие и блаженство.
Он смотрел, как закипал бульон и на поверхности появились золотистые пятаки жира. По кухне разносились тяжелые запахи.
Зверь наблюдал за каждым движением хозяина.
Глава 9
Назвавшись королем Лиром и получив сторублевую купюру, Евсей не стал расстраиваться. Он давно наблюдал за Соломоном, и адвокат ему нравился. Отрывочные сведения, обрывки фраз кумушек у подъезда и клиентов Погера, садящихся в личные автомобили, позволили сделать вывод о въедливости, а главное, порядочности еврея. Пусть будет что будет, решил Евсей. Адвокат был его последней надеждой.
Евсей вышел из подъезда и направился на пустырь. Утренний развод бомжей он пропустил. Их компашка в составе семи человек каждое утро, как в армии, проводила распределение занятий на день. Еленку со Светкой отправляли к Нечаянной Радости в Марьину Рощу. В преддверии большого религиозного праздника на паперти можно было хорошо заработать. Кривой, бывший вор-карманник, выпущенный по возрасту и сбежавший из дома престарелых где-то под Вологдой, направлялся на Баны (три вокзала: Казанский, Ярославский, Ленинградский) вспомнить старое, а заодно принести в кассу свою лепту. Гашек и Фишер ушли на пакгаузы. Авось подвернется разгрузить что-либо. Хруст пребывал в свободном полете. Это значит центр, это значит тащи все, что плохо лежит. Повезет — найдет в транспорте оставленную сумку. Правда, последнее время предупреждают, чтобы пассажиры не забывали, но все объявления — мертвому припарки. Еще никто не подорвался, но если неделю-другую колесить по кольцу, две-три сумки можно надыбать. Однажды попался даже портфель с документами. Они его вернули, и клиент был счастлив.
В свободном полете из-за своих адвокатских историй оказался и Евсей.
Евсею надо было только позавтракать. Он наметил для себя ВВЦ. Всесоюзный выставочный центр мог гарантировать немного, но стабильно — сотни ларьков, лотков и питейных заведений на свежем воздухе торговали пивом, а вот посуду сами не принимали. Тут главное — объемистая сумка и тайник. Тайник нужен для того, чтобы постоянно не таскать с собой всю посуду, а время от времени опоражниваться для нового захода на цель.
Пятница завтра. Завтра Евсей и побанится. А пока, пока Евсей дошлепал до котлована с началом фундамента, спустился вниз и выбрал для завтрака один из отсеков. Может быть, по замыслу проектировщиков здесь должны были размещаться душевые. Еще в подъезде бомж прихватил стопку сухих рекламных листков, и теперь они стали хорошей растопкой для его небольшого костерка, на который водрузил чайник, а из кармана достал консервную банку — мясо цыпленка в собственном соку. Выкинули на помойку из магазина после торговой инспекции как некондиционный товар. Срок годности просрочен.
Евсей пошарил по карманам в поисках ножа. У него был фирменный швейцарский ножик из тех, что выдают швейцарским альпийским стрелкам и полицейским: два лезвия, штопор, консервный нож, шило, отвертка, ножницы, щипчики для обдирки проводов и многое, многое другое, назначение чего он не знал сам. Нож Евсей нашел месяц назад, и Кривой слезно просил его уступить. Давал немалые деньги — триста рублей. И вот теперь нож пропал. Не иначе как Кривой. Теперь, наверное, отточил его до бритвенной остроты и режет где-нибудь сумки у трех вокзалов. Попадется, и нож отнимут, и накостыляют. Хотя что его осуждать. Из шестидесяти лет — сорок за решеткой. Там и школу прошел, и туберкулез схватил.
Евсей раздул огонь и уставился на него как сомнамбула. Говорят, в огне живут саламандры. Бомж представлял их себе в виде золотистых тритонов с улыбающимися женскими лицами.
Женские лица…
Женские лица преследовали его повсюду.
Евсей, он теперь даже редко вспоминал собственное имя, женился в младенческом возрасте, на прекрасной женщине-комсомолке, которая родила ему трех девочек. Евсей тогда служил инженером на горно-обогатительном комбинате. Все в Советском Союзе думали, что мы никогда в жизни не будем добывать вольфрам, а закупим его в Индии, на самом же деле вовсю добывали, прикрываясь геологическими изысканиями. Так вот, Евсей придумал «грохот», который поверг случайных англичан и американцев в состояние столбняка — ничего подобного по КПД нет и не будет ни в одной из развитых капиталистических стран. Евсею предложили возглавить производство, продать патент. Евсей отказался. А потом пришла перестройка. Проводили игры. Принимали решения. Словом — парламент. Тогда всех сокращали. Но это в прошлом. Он вдруг как-то сразу увидел, что баба его, не в пример райкомовским, и одевалась хуже, и готовила, как баба. Словом, подставили ему деваху из Кустаная. Вот так, ничего не понимая, прежняя баба осталась на бобах и с детьми, а инженер, придумавший «грохот», при новой жене с девочкой. А потом перестройка закончилась. Всем в правительстве вдруг захотелось покупать вольфрам у Индии. И начали покупать. «Грохот», удививший зарубежных заказчиков, сгнил. Знаете, как гниет железо? Кислород всему виной.
