Джеймс Кервуд - Быстрая Молния
Во главе белой стаи мчался Быстрая Молния, и рядом с ним бежал Мистик, лесной волк. Стая опять сформировала охотничий строй, но не безмолвный, как месяц тому назад, когда они охотились на карибу. Теплый и густой олений запах в ноздрях возбуждал волков, словно само мясо, и полторы сотни жадных, алчных глоток подавали нетерпеливые голоса по мере того, как обезумевшая от голода орда проносилась по снежной равнине. Этот вопль, казалось, поднимался до звезд. Стенающий и дрожащий, он далеко, на целые мили, разносился над замерзшей пустыней. В стойбище Топека женщины, дети и старики прислушивались к нему и замирали от страха.
Расстояние в три мили отделяло стаю от входа в тупик — расстояние, которое быстро сократилось до двух, а затем и до одной мили. Голодный вой прекратился, сменившись тяжелым прерывистым дыханием, хриплой одышкой, пыхтением ста пятидесяти глоток, — и сто пятьдесят истощенных до предела хищников напрягли каждый нерв в последнем отчаянном усилии. Искра жизни едва теплилась в их телах. Более выносливые вырывались вперед, а слабые оставались позади. В самом хвосте стаи двигалась редкая цепочка изнуренных, выдохшихся животных; они из последних сил все еще стремились принять участие в общей резне и тихо угасали в призрачной звездной мгле снежных равнин.
Опередив своих ближайших последователей на добрую дюжину прыжков Быстрая Молния и Мистик возглавляли стаю убийц. Очертания ледяной горы неясно вырисовывались впереди, и теперь будь хоть по тысяче человек но обе стороны оленьего следа, стая бы не остановилась. Слепые, глухие и бесчувственные ко всему, кроме запаха мяса, который уже ощущался почти как вкус на языке и па зубах, умирающие от голода животные промчались в зияюще разверстую пасть ледяного ущелья. Впереди опять пронеслись Быстрая Молния с Мистиком — мимо сотни людей-забойщиков, притаившихся в ожидании момента, когда можно будет преградить им путь к отступлению, мимо горящих глаз, следивших за ними из-за ледяных торосов и снежных сугробов, — вперед, все вперед к загородке из нагроможденных ледяных глыб, за которыми укрывались олени, — и за ними по пятам мчалась лавина голодных зверей.
И тут, в тупике, под бесстрастным и всепроникающим блеском звезд, развернулся рукотворный ад. Послышался душераздирающий вопль — пронзительный вопль Оле Джона — и крики О'Коннора; за этими криками последовали визгливые возгласы сотен голосов, грохот ружейных выстрелов, треск острог и гарпунов, свист копий и дротиков, пролетавших в воздухе. Но весь этот шум перекрывал отчаянный вопль Оле Джона. Ибо Оле Джон прежде всех убедился в том, что замыслы людей провалились. Несмотря на непрерывную стрельбу и на толпу охотников, сбежавшихся, чтобы сразиться с волками врукопашную, доведенные голодом до отчаяния звери огромными прыжками перескакивали через ледяную загородку оленьего загона. Как умирающий от жажды готов на смерть ради капли воды, так и они забыли обо всем при виде живого мяса, и из-за высоких стен загона поднялся отчаянный топот копыт, тупые удары сталкивающихся тел, визг забитых рогами и копытами хищников. Смерть косила стаю безжалостно и молниеносно. Команда стрелков поливала ее свинцовым градом. Автоматическая винтовка О'Коннора выпускала непрерывные огненные трассы. Дротики вонзались в цель со смертельной точностью. И тем не менее лавина белых тел неудержимым потоком продолжала перелетать через вершину загона.
Внутри загона смерть расправлялась так же безжалостно, как и на утоптанном снегу снаружи. Овцеподобное стадо Оле Джона встретило здесь свою кончину. Быстрая Молния уже рвал глотку оленю. Мистик вцепился в другого. Все смешалось: разорванные глотки, запах и вкус крови, и голодные пасти, набитые мясом.
В рядах сражавшихся людей Оле Джон, пришедший в неистовство от ярости и отчаяния, дико вопил по-эскимосски, выкрикивая жалобы и стенания. Белые люди оказались лгунами! В волков действительно вселилась нечистая сила! Боги миссионеров показали себя фальшивыми и лживыми обманщиками, — ведь они допустили, чтобы его стадо было уничтожено на его собственных глазах!
В бешенстве, утратив всякое чувство осторожности и страха, он бросился с огромной дубиной на ползавших вокруг раненых зверей. Добрых два с половиной десятка волков валялись на снегу, и некоторые из них были все еще живы. Залитые пузырящейся пеной челюсти злобно лязгнули вслед О'Коннору, пытавшемуся пробиться к оленьему загону. Он заглянул в него сверху через край ледяной загородки. Он увидел там сплошную корчащуюся и кружащую массу, ужасную и бесформенную арену, где в свете звезд свирепствовала смерть. Он выпустил наугад полную обойму в самый центр загона, криками сзывая людей с копьями и ружьями. Стадо Оле Джона было обречено, оно уже валялось на снегу, и сто двадцать пар алчных челюстей рвали на куски мясо убитых животных, — но О'Коннор видел также, что ценой принесенного в жертву стада здесь можно было уничтожить большинство волков. Он обернулся, чтобы отдать распоряжения, но то, что он увидел, заставило его сердце подпрыгнуть и едва не застрять в глотке. Эскимосы повернули и убегали прочь! Даже самые храбрые из них выкрикивали, что ни один волк на свете не станет резать скотину и устраивать пиршество под прицелом ружей и копий, на глазах сотни сильных охотников! Это были дьяволы! Это были звери, в которых вселились черные души кровожадных чудовищ, и поэтому всем им следует бежать отсюда, пока эти чудовища не оставили мясо оленей и не набросились на них самих!
Напрасно О'Коннор кричал им вслед. Лишь Оле Джон заколебался было на мгновение, но затем последовал вдогонку за остальными. И тогда страх охватил О'Коннора. Не страх перед дьяволами — но страх перед живыми чудовищами, этими дикими тварями, когда они покончат со стадом и обнаружат его здесь одного.
Вслед за толпой перепуганных эскимосов мчался констебль О'Коннор, один из двух храбрейших мужчин, чья нога ступала когда-либо к северу от шестидесятой параллели, и Оле Джон, увидев его, принялся еще громче выкрикивать проклятия по адресу белых людей и белых богов и припустил так, что в конце концов возглавил толпу бегущих.
На полпути до выхода из тупика Топек, Пеллетье и отряд охотников встретили беглецов. Еще издали они услыхали дикие вопли перепуганных забойщиков, заклинавших своих товарищей немедленно бежать отсюда. Ночь звенела от возбужденных голосов, беспорядочно оравших о страшной трагедии и о дьявольском наваждении в ледяном загоне, и вторая линия охотников дрогнула и рассыпалась. С минуту Топек пытался навести порядок, но голос его потонул в общем хаосе, как и голос Пеллетье. А когда появился сам Оле Джон с дико выпученными глазами, выкрикивающий визгливые проклятия и богохульства, Топек тоже не выдержал и повернул в сторону стойбища. Затем прибежал О'Коннор, запыхавшийся, бранящийся сквозь одышку на чем свет стоит, и когда последний охотник исчез из вида, оба белых человека мрачно последовали за ними тропою позорного бегства в становище Топека-эскимоса.