Борис Дедюхин - Тяжелый круг
Вот так вышло, что знаменитость и гордость Северного Кавказа стал соучастником подсудного дела. «А не позвать ли просто-напросто милицию?» — мелькнула у него мысль. Но Анвар Захарович старался сдерживать себя и только пыхтел от негодования.
— Гарантированная оплата — кусок в игровой день, — ободрил его Милашевский. Главбух робко возразил:
— Не-е, по куску не выйдет, колов по семьдесят. — Очевидно, Главбух решил, что новичка можно и надуть, но Саша не дал почтенного человека в обиду.
— Все получают поровну, — сказал он очень ровным голосом, в повышенных интонациях не было необходимости: он пользовался у своих компаньонов непререкаемым авторитетом.
Богомаз и Главбух подошли к буфетной стойке, выпили пива, нервно закурили.
— Ну, пошли сражаться! — объявил Богомаз.
— Да, будет бой! — воинственно согласился Главбух.
Так они подбодрили себя и взялись за дело.
Анвар Захарович забрался повыше на трибуны, хотя решительно не понимал, в чем должна состоять его роль. Он на мгновение почувствовал себя мальчишкой: «Атас!», что-ли, кричать?
Надо сказать, сердчишко у Богомаза было не из мужественных — он постоянно дрыгал правой ногой и нервно напевал вполголоса какую-то чушь: «Вот мчится тройка, один лошадь…» Успокоившись таким образом, заявлял кому-нибудь:
— Эта кобыла в бо-о-ольших шансах!
Или:
— Что говорить, Кролику двигаться есть чем!
Так вовлекал в разговор, предлагал пари, натравляя для этого к Главбуху, а сам опять дрыгал ногой и выскуливал:
— Вот мчится тройка, один лошадь…
2
Букмекерская контора лопнула прямо на глазах Анвара Захаровича, под его непосредственным наблюдением: дважды Главбуху пришлось раскошеливаться — платить игрокам больше, чем он получал от них ставок, и оба раза подвел Касьянов.
Казбек, объявленный в программе под шестым номером, был беспроигрышным фонарем, и Саша принял было решение ставки в этой скачке не принимать. Но прибежал сияющий Демагог и сообщил, что Зяблик согласен за пятьдесят рублей Казбека придушить. Разумеется, Саша распорядился требуемую сумму немедленно выдать из бухгалтерской кассы. Демагог помчался с ними к Зяблику, а Главбух принялся за работу — веселую работку. Полученные деньги он укладывать как следует не успевал, запихивал их во все карманы и скоро раздулся от них, — надо полагать, собрал не меньше тысячи, причем девять из десяти ставок шли на Казбека.
— На шестерочку десятью рубликами, — шепчет Главбуху на ухо один игрок.
— Рискну на шестерку поставить… Да, на весь четвертак, — заказывает, будто бы наудачу, второй.
И третий притворяется:
— Что за Казбек такой? Ладно, пиши десять рублей.
«А что будет, если Казбек вдруг придет? — пришло в голову Анвару Захаровичу. — Конечно, Зяблик деньги уже получил и очень хорошо знает, чем ему грозит неисполнение обещания. Но вдруг Казбек сам привезет, что уж однажды в практике Зяблика было?»
Только-то он это все подумал, как по ипподрому объявили:
— Под шестым номером на вороном жеребце Казбеке вместо объявленного жокея Зяблика поедет Александр Касьянов.
— Кончай базар! — тут же велел Саша Главбуху, да уж поздно: назад деньги не вернешь, потому что ставки принимаются не на жокея, на лошадь.
Кончилась скачка. Саня делал с Казбеком круг почета, а у компаньонов началась расплата.
— Нет, вы посмотрите на него! — говорил горестно Главбух и смотрел на подходившего за выигрышем игрока с таким видом, словно имел сказать ему что-то очень важное. Но говорить было нечего и некогда — успевай раскошеливаться: выдавая всем в трехкратном размере, Главбух быстро похудел, и когда извлек последний скомканный рубль, Саша начал оплачивать выигрыши уже из своих личных средств.
Финансовые дела конторы пошатнулись, но еще не рухнули, а разорил их повторно опять Саня Касьянов, и уж дотла, когда проиграл, а вернее, уступил первое место Онькину. Здесь уж получился и вовсе конфуз: сначала Главбух заплатил по три рубля всем, кто поставил на Чичикова, а потом, когда объявили с опозданием, что Онькин якобы никаких нарушений не допустил, потребовали по трешнице за рубль и те, кто играл на Гомера, что под угрозой физической расправы и пришлось сделать.
Саша держался с удивительным самообладанием, однако Анвар Захарович наблюдал за ним очень мрачно.
3
Когда народ повалил с трибун, он опять спустился к Саше.
— Испарись! — приказал Саша своим помощникам. Те мгновенно исчезли.
— Пойдем покушаем? В «Тулпаре»… — предложил Анвар Захарович, с отвращением обтирая руки платком. Саша улыбнулся так беззащитно, что возмущенное сердце Анвара Захаровича дрогнуло. — И билет тебе куплю, так уж и быть.
— В ресторан не пойду, еще кого-нибудь встретишь, — отказался Саша.
— В чайхану?
— Да.
— Сорпу с баурсаками? Манты?
— Да, да.
— Чай?
— Да. Почему отец не приехал? — был первый вопрос Саши, когда они устраивались в углу пропахшей горелым маслом столовой.
— Отец печален. И мать печальна. За что ты так?
Саша опустил голову. Опять этот вопрос: за что? И как на него ответишь?
— Ладно. Оставим это пока. Говори о себе.
Саша начал вяло, как бы через силу. Рассказал свои впечатления о Московском цирке, о труппе Кантемирова.
— Так, — распорядился Анвар, выслушав и вытирая рот после сорпы, — говори теперь про них… про этих.
— А-а… Богомаз… Ну что… По нему, конечно, тюрьма давно плачет, человек это ничтожный, даже форменный негодяй, и не умен, но я его приспособил для самой черновой работы. Дело в том, что он нечаянно оказал мне большую помощь. Я мечтал и сейчас мечтаю подготовить цирковой аттракцион — один момент из Ипатьевской летописи, и хотелось мне, чтобы тем конем, который спасает князя Андрея Боголюбского, непременно бы был сын Анилина. Но в двенадцатом веке этой породы не было, да и вообще английская чистокровная для цирка невыигрышная, у нее только одно качество — резвость. Прекрасная идея зашла в тупик, и тут-то подвернулся Богомаз. Он с иконами когда-то дело имел (не рисовал, нет — воровал) и слышал от одного научного сотрудника ленинградского Русского музея, что голубые кони на иконах — не фантазия и не искаженная художниками-богомазами светло-серая масть, а точное воспроизведение окраски лошадей того времени. Я Богомазу не поверил, взял адрес того научного сотрудника (Мальцев его фамилия) и запросил: правда ли? Оказалось — да: был на Руси «голуб конь» и исчез куда-то в шестнадцатом веке. Нет-нет, это точно подтверждено документами: один монастырь, например, каждые пять-семь лет приобретал одного голубого жеребенка, который стоил, между прочим, в десять-пятнадцать раз дороже, чем пятилетний вороной, игреневый, мухортый или каурый жеребец. И другие есть факты: переписка монастырей, ямские книги, в общем — это точно! Я сказал заместителю директора цирка о своей идее, а с ним чуть падучая не приключилась: «Какой такой «голуб конь»? Подо что это вы подговариваетесь? Вы подговариваетесь под компактную цветную пудру, которой наши девочки оттеняют глаза? Вещь импортная, дефицитная и дорогая, только через мой труп! У меня и по обыкновенной пудре перерасход в двести килограммов. Только через мой труп!» А зачем мне его труп? Я прикинул — действительно, немалые расходы, чтобы лошадь каждый вечер голубой делать, никто не даст средств на это. И осенило меня: деньги, хоть и не все в жизни, но — половина всего; надо мне самому достать много денег и за свой счет перекрашивать жеребенка. А где достать — выиграть в тотошку, гениально просто.
