Ялмар Тесен - Опасное соседство
Таково было положение вещей и близ фермы, принадлежавшей деду Анны, на самом юге Капской провинции, то есть достаточно далеко от более диких, полупустынных районов обитания каракалов, и дед не раз сокрушался по поводу падения численности уникального капского гризбока, к которому питал особую слабость. С другой стороны, Анна не раз слышала, как дед утверждал, что и человек имеет законное право на определенное место в данном миропорядке, даже если именно человек и есть самый страшный хищник из всех и бесконтрольно размножается за счет других живых существ; в конце концов, и человек тоже подчиняется естественным законам выживания, а среда его обитания, хотя и довольно обширная и вроде бы находящаяся у него под контролем, в итоге тоже оказывается столь же уязвимой, как, например, у кроликов, живущих по берегам рек.
Люди, как ни парадоксально, являются хищниками, обладающими чувствительной душой. Владелец той фермы, неподалеку от которой сидел запертый в проволочной ловушке Пятница, был именно таким человеком. Это он устроил для канн специальный загон, через территорию которого ночью пробегал Пятница. Таких людей здесь было не так уж и мало.
Все вместе они владели довольно большой территорией — горами, пастбищами, пустыней, лесами и саваннами, — так что состояние дикой природы в значительной степени зависело именно от них. В частности, они весьма ревностно относились к сохранению диких зверей, водившихся в окрестностях их ферм.
Тот каракал, для которого, собственно, эта ловушка и была поставлена, посетил Пятницу на вторую ночь. Это был крупный самец, и Пятница, забившись в самый дальний угол, отчаянно шипел с видом загнанной жертвы — уши плотно прижаты, глаза сверкают, шерсть дыбом. Через некоторое время каракал перестал ходить кругами возле клетки и прилег, глядя на Пятницу всего лишь с любопытством.
За три ночи до этого каракал за десять минут убил шесть молодых козочек, а съел всего лишь полкило мяса с бедра одной из них. Когда он убил свою первую жертву, перерезав ей нервы с обеих сторон шеи и крупную вену на горле, то долго стоял над мертвой козой и смотрел на собравшихся полукругом и теснивших его любопытных ее товарок; его раздражение и беспокойство все нарастали, а козы обступали его все теснее, так что вторую козу он убил, подчиняясь оборонительному инстинкту, однако стадо перестроилось и, сомкнув ряды, снова стало наступать на него, и убийство пришлось повторять еще несколько раз.
На рассвете каракал убрался прочь, а когда взошло солнце, послышался рев грузовика, который медленно полз по каменистому вельду.
Сам фермер, обычно сразу и тщательно проверявший свои ловушки, чтобы не причинять попавшим в них животным лишних страданий, уехал на выходные, четко разъяснив перед отъездом одному из своих наиболее ответственных помощников, что следует сделать. Однако — и в том был явно перст судьбы — помощник его, сидевший сейчас за рулем грузовика, не смог выполнить поручение хозяина, ибо в тот самый день умер его отец, которому уже перевалило за сто лет. Старик мирно почил на своей лежанке, сделанной из африканского ореха и застланной звериными шкурами. Лежанку привезли сюда в своем фургоне еще первые переселенцы более ста пятидесяти лет тому назад, так что и она, и сам старик были частью истории Большого Карру.
Водитель грузовика, сам уже успевший поседеть, родился на этой ферме, играл когда-то в песке возле домишек рабочих вместе с другими такими же смуглыми скуластыми ребятишками и хорошо знал, какие животные населяют вельд. С детства знал он и отношение своего молодого хозяина к этим диким животным, которое тот унаследовал от своего отца, и все же атавистический страх порой пробуждался в нем, если речь заходила о снятом когтистой лапой скальпе или тяжком ранении.
Он остановил грузовик и некоторое время внимательно вглядывался, не выходя из кабины, в темное нутро клетки, сильно озадаченный тем, что никак не может разглядеть попавшегося туда зверя. Потом он открыл дверцу, перегнулся через спинку сиденья, достал ружье и, спрыгнув на землю, обошел ловушку кругом. Пятница поворачивал голову ему вслед, съежившись в углу. Он больше не рычал, не выл и не плевался, а лишь отчаянно смотрел сверкающими зелеными глазищами, плотно прижав уши.
Когда человек присел на корточки, положив на колени ружье, и стал рассматривать кота, тот разинул пасть, с задушенным шипением продемонстрировал зубы, да так и оставил пасть полуоткрытой. Дышал он тяжело — видно, мучила жажда.
Ружье было старым, однозарядным, без предохранителя, которого лишилось много лет назад, однако же особой нужды в нем и не было: стреляли из него крайне редко. Так что жизнь Пятницы висела на волоске. Человек сидел на корточках, шаря рукой в кармане в поисках патрона, нагревшегося там. Ствол ружья был ледяным. В металлической сетке посвистывал ветер, несший холодные, похожие на красный перец, песчинки. Песок запорошил Пятнице глаза, ветром усы ему прижало к морде, и он смешно моргал глазами. Человек думал об отце, о похоронах, о хозяине, о том, как мало у него времени и он не успеет содрать с этого дикого кота шкуру, а больше всего — о том, как ему холодно и тоскливо. И тут вдруг ему стало жалко попавшегося в ловушку зверька. Он положил ружье на землю, выпрямился и, стоя сбоку от дверцы, поднял ее.
Пятница, стараясь не смотреть на светлое пятно человеческого лица и слепящее солнце прямо за ним, за черными округлыми полями его шляпы, медленно приподнялся, попробовал, может ли двигаться на затекших лапах, и серо-черным клубком вылетел из клетки, мгновенно исчезнув в зарослях.
Человек чуть изогнул губы в усмешке.
— Беги, котик, беги, — сказал он, — спеши к своей семье.
Да и я тоже домой пойду.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ФЕРМА В КАРРУ
В самом конце июля Джеймс Уиндем взял неделю отпуска.
Мэри очень не хотелось ехать на ферму в северное Карру, даже вместе с Анной и Биллом Уиндемом. Она всегда чувствовала себя стесненно в чужом доме, даже у своих хороших друзей, и предпочитала, чтобы гости приезжали к ней. А Робин Хьюго был не только человеком, совершенно ей не знакомым, но еще и холостяком. Она поехала только из-за Анны.
В жилом доме, просторном, одноэтажном, построенном в форме буквы «Н», было четыре спальни; при доме имелся флигель с ванной и удобной комнатой для двоих. Существенным, особенно для Мэри, оказалось и то, что Робин пригласил свою приятельницу, а может быть, согласно утверждениям Джеймса, даже и невесту, сочтя, что приезд гостей предоставит ему больше возможностей в плане ухаживания. Мэри с Анной поселились во флигеле, и это обеих вполне устроило.
