Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах

Пока я жерличку ставил, набралась в сапоги вода. Пришлось снимать, выливать воду. Снял — и так приятно ногам стало — легко, свободно и не больно. И не холодно.

Пошел к удочке своей… Опять ее забросил, жду. Не клюет. Сидел, сидел, даже вздремнул немного. Нет, думаю, надо домой идти: ничего не будет. А жерличку оставлю здесь. Может быть, ночью окунь или щука возьмет. А завтра мы с Федей после школы придем и посмотрим.

Захватил я свое добро и пошел к пастуху — там суше, надевать сапоги удобнее.

Уселся около пастуха, натянул с трудом один сапог, привстал, чтобы лучше нога вошла, да так и ахнул — боль невероятная. Пришлось снять сапог. Что делать? Без сапог идти — страшновато, не привык я к этому, да и от мамы попадет, если узнает. Сижу и размышляю.

В это время подходит парень какой-то. Одет в новый пиджак и в белую рубашку с вышитым воротом. Под левой рукой гармонь, а на ногах сапоги большие, выше колен. Поздоровался с пастухом. Поговорили они. Сказал ему парень, что в город собрался.

И вдруг вижу я, что идет этот парень прямо к реке, шагает с берега на первое бревно, с него — на другое, с другого — на третье… и пошел! Бревна у него под ногами, как клавиши у рояля, скачут, а которые потоньше — совсем под воду уходят. Но это его нисколько не смущает — под одной ногой бревно утонуло, а другая нога в это время уже на следующем бревне. И через какие-нибудь три минуты оказался он уже на другом берегу и в город ушел.

— Вот ловко! — говорю я с восхищением.

— Так ведь он — плотовщик, — отвечает пастух, они умеют, плотовщики-то. Они даже на одном бревне по реке плыть могут!

— А это трудно? — спрашиваю.

— Известно, трудно, — бревно-то ведь вертится.

Позавидовал я такому умению. А потом думаю: а что, не перебраться ли и мне таким же способом? Уж очень не хочется идти на мост, а потом с моста опять сюда же возвращаться по тому берегу. Далеко, да и ноги-то у меня болят. А здесь так близко! Вон и улица наша видна — только перейти реку да пройти пойму — вот я и дома.

А страшно! А если я провалюсь между бревнами? Нет, не провалюсь — парень-то вот какой большой, да и то его бревна удержали. А я маленький. Да если и провалюсь, не утону ведь: за бревна-то всегда можно ухватиться и вылезть на них. Пойду! Так вот без сапог и пойду, без них прыгать легче.

Взял я в одну руку корзинку с удочкой, а в другую — сапоги и пошел к реке. Пастух спрашивает:

— Куда ты?

— На ту, — говорю, — сторону.

— Что ты, ведь утонешь!

— Не утону! Парень-то перешел ведь.

— Ну, и смел ты, а не то глуп. Вернее, что глуп, — решил он и больше не пытался меня останавливать.

Спустился я к самой воде. Попробовал ногой первое ближайшее бревно — так и заходило оно ходуном. Опасно! Не лучше ли на мост идти? Нет, далеко. А здесь — вот он, наш берег-то, в каких-нибудь в пятидесяти-шестидесяти шагах. Ну, что будет, а я пойду.

Пошел. И оказалось, не так-то уж это и трудно идти по несплоченным бревнам, только не надо останавливаться, потому что как задержишься на одном бревне, оно и начинает под ногой разные фокусы выделывать — и тонуть, и куда-то в сторону ползти, и вертеться, как будто сознательно хочет тебя утопить.

На середине реки я уж совсем осмелел. И движения мои стали уверенны и точны. Как по полу иду. И скоро до берега осталось уже шагов пятнадцать-двадцать, не больше. Ну, думаю, теперь-то уж я дойду!

И дошел бы. Только вдруг вижу прямо на моем пути — большая полынья между сплошными бревнами и прямо поперек ее лежит большущее толстое бревно. Уперлось концами в крайние бревна, и кажется, что с места его не сдвинуть, так оно прочно и основательно лежит.

Мне бы, конечно, надо было обойти полынью, а я по неопытности вздумал перейти ее по этому толстому бревну. Уж очень оно мне прочным показалось. И прыгнул на него.

Не успел я сделать и трех шагов, как завертелось, завертелось оно у меня под ногами, как живое.

— Ой! — и я уже в воде.

В первый момент я этому не поверил. Не может быть! Не хочу!

Это мне снится! Но ледяная весенняя вода, от которой я сразу же до костей озяб, очень убедительно доказывала, что это не сон, а горькая действительность. И в тот же момент другая мысль меня успокоила: «Но ведь я не тону — бревно-то ведь вот оно, я держусь за него». И в самом деле, правой рукой я обхватывал толстое бревно, так коварно меня обманувшее. Удочка и корзинка, которые я нес в этой руке, плавали теперь по другую сторону бревна.

И еще одно в то же мгновение пришло мне в голову: «Сапоги»! — Но я тут же почувствовал их надетыми за ушки на пальце левой руки под водой. Это меня также приободрило.

Я стал карабкаться на бревно Но проклятое бревно вертелось, и я никак не мог взобраться на него. Зато несколько раз с головой окунулся в воду. И очень скоро устал.

Поглядел я с тоской на оставленный берег. Каким он мне хорошим показался! Вижу, пастух заметил, что я в воду упал, но спасать меня не думает. Только на локте приподнялся и смотрит, как я барахтаюсь.

Вижу, помощи ждать неоткуда. Надо самому спасаться. Стал я, держась за бревно и перехватываясь свободной правой рукой, полегоньку подвигаться к краю полыньи, к сплошным бревнам. С большим трудом, несколько раз окунувшись в воде, добрался я, наконец, до них. Вылез на бревна и пытаюсь встать на ноги или, по крайней мере, на четвереньки. Не тут-то было: от возни в холодной воде совсем я обессилел — ни одного верного движения не могу сделать. Пока лежу животом на бревнах — ничего, а как начну вставать — расползутся они подо мной в разные стороны, и я опять в воде.

Стал я уже терять надежду когда-нибудь выбраться. Обхватил руками и ногами два бревна и лежу, а сам дрожу весь, так озяб. Особенно левая рука, в которой у меня сапоги, — она под водой совсем закоченела от холода. Отчаяние меня взяло, и закричал я не своим голосом:

— Мама!!

Не известно, чем бы кончилось все это, но только поднял я голову и вижу — вдали по берегу бежит мальчик. Всматриваюсь — Федя! Ну, теперь все будет хорошо. Федя-то мне поможет!

— Федя! — кричу я ему. — Федя! Спаси меня!

А он мне:

— Не робей, Шурик! Я сейчас!..

И вижу, подбежал к берегу и, не задумываясь ни минуты, стал раздеваться. Скинул сапоги, штаны и в одной рубашке идет к воде.

Зашел он выше колена в воду и давай расталкивать бревна около берега. Растолкал их так, что образовался проход к берегу, и говорит:

— Я тебе, Шурик, сейчас кол подам, ты за него хватайся руками, я тебя с бревнами вместе и подтяну к берегу.

Взял с берега жердь длинную. Вижу — тяжело ему, еле-еле несет. Но ничего, донес, стал ее мне подавать, да как поскользнется и упал с головой в воду. Однако вылез и, стоя по грудь в воде, подал мне конец жерди, я за нее правой рукой ухватился, он меня и подтащил вместе с бревнами на мелкое место.