Григорий Федосеев - Меченый
Прежде всего нужно устроить хороший пир по случаю начала зимней охоты. Пусть все посмотрят, на что еще способна Одноглазая. Удача непременно закрепит за ней былую славу и уймет врагов. Но куда повести стаю? В бору зимою ротозеев нет, а те, кто живет в нем и в это холодное время, держатся скрытно, стараются не оставлять следа на снегу, поэтому-то и нелегко их обнаружить.
С неба падали на остывшую землю невесомые пушинки снега. Порывы ветра подхватывали их и разносили далеко по лесному пространству.
Одноглазая поднялась на ноги, стряхнула с шерсти снег, долго всматривалась в помутневшие сумерки и, подав волкам знак — следовать за нею, покинула пригорок. В густой чаще скрылась серая воровская вязка.
Так начала Одноглазая свои набеги по Бэюн-Куту в холодную зиму.
Совсем иначе теперь в Бэюн-Куту! На земле не осталось ни рытвин, ни бугров, все сглажено снежной белизною. Мороз усмирил свирепый Мугой, и тот, словно стреноженный конь, притих в ледяных оковах. И с жителями тайги зима обошлась по-своему: одних загнала в глубокие норы, других распылила по щелям и дуплам, многих умертвила. Зима не терпит суеты, шума, и холодное безмолвие всегда царит в ее пределах.
На снегу уже показались синеющие тени долгого зимнего вечера. Но на хвойных завитушках высоких деревьев еще догорал закат, да одинокое облачко в небесной синеве пронизывали лучи уходящего солнца.
Вдруг короткий шорох пробежал по лесу — это белка уронила шишку с вершины сосны. Бойкий зверек без сожаления проводил ее глазами до земли, посмотрел на дотлевающий закат и забеспокоился: пора возвращаться в гайно, скоро сумрак разбудит хищников.
Белка, шурша коготками по стволу, спустилась к последнему сучку, насторожилась: что-то подозрительное почудилось ей. Ее крошечное сердечко забилось часто-часто. А тут, как на грех, стало темнеть, и она не заметила пары острых глаз, давно наблюдающих за нею с земли. Снег у основания сосны взвихрился, и вырвавшийся оттуда темно-бурый соболь прилип к стволу сосны.
Белка в мгновение ока была на вершине сосны. В глазах ее муть, в прыжках — растерянность. Но хищник не ловит белку, а гонит дальше. Белку охватывает дикий страх, второпях она прыгает на ветку соседнего дерева, срывается и падает в снег. А соболь уже там. Снова белка спешит на вершину сосны. В цепких лапках уже нет той ловкости, словно притупились коготки, не стал пружинить хвост. А соболь гонится, торопит, не дает передышки. Еще один неудачный прыжок, падение, писк — и она в зубах хищника.
Не часто так легко дается соболю добыча. Половину съел, половину оставил про запас. Соболь знал: голод ненадолго покинул его. Зимою черные дни, как тень, преследуют всякого. И хищник острым взглядом осмотрел местность. За колодой он увидел глубокую вмятину в снегу, чего лучше — спрятать в ней остатки вечерней трапезы. Но вдруг остановился, пораженный неожиданностью, даже выронил добычу. Понять не мог, откуда это набросило противным запахом? Он подполз к вмятине, обнюхал ее — медвежий след. Не слыхано было, чтобы зимою по Бэюн-Куту бродил косолапый…
…Тяжелой поступью медведь Бургу перешел ложок и прямехонько потянул на юг. Он нигде не задержался, не прилег, уходил все дальше и дальше, в глубь бора. Соболь бежал его следом.
В бору уже ночь, но зверек неплохо видел в темноте. Ему вспомнилось, что где-то недалеко впереди видел он осенью свежую берлогу, значит, к ней идет Бургу, и соболь пожалел, что раньше не догадался, столько времени потратил зря. Он хотел повернуть назад, к остаткам вечерней трапезы, как на него пахнул запах крови и свежего медвежьего мяса.
Соболь растерялся. Неужели Бургу погиб? Как могло такое случиться? Ведь сильнее его никого не было в бору. Соболь еще потянул носом — действительно пахло мясом. Зверек взобрался на пень и посмотрел вперед. Снег взбит и окровавлен. На дне глубокой ямы бесформенные куски медвежьего мяса.
Что это — на мясе бурая шерсть? Но Бургу всегда носил черную шубу. Соболь обнюхал куски мяса — нет, это не Бургу… Вот и чело берлоги. Зверек просунул в него морду и сразу отскочил — из берлоги несло слежавшейся подстилкой и душным медвежьим запахом. Значит, в ней лежал тот самый медведь, которого убил Бургу.
И соболь стал разбираться в следах…
…Бургу пришел к чужой берлоге прямехонько, видно, знал, где она. Берлога оказалась занятой. Он разворотил чело — входное отверстие, растревожил спящего медведя и долго выманивал его наружу. Когда тот вылез, между медведями произошла смертельная схватка. Все свидетели этого побоища считали, что Бургу решил захватить берлогу.
Но Бургу, покончив с противником, не воспользовался его теплым убежищем и ушел дальше по тайге в холод и снег.
Да… Не оправился медведь вовремя от волчьих укусов. Не просто оказалось залечить раны. Ему пришлось покинуть излюбленные места на горах и переселиться в тайгу. Там было меньше гнуса. Лечился испытанным средством — языком да слюной. Питался больше троелистом. В знойные дни медведь уходил к болотам и, чтобы заглушить боль, подолгу валялся в грязи. Раны от волчьих зубов плохо заживали. А время быстро бежало, бежало навстречу великому перелому.
Неладно получилось в тот год с Бургу. Все его собратья успели накопить жиру, одеться потеплее и вырыть берлогу. Да разве только медведи приготовились к Зиме? Даже невзрачный бурундук и тот натаскал себе в нору ягод, орехов, корешков, — хватит ему до весны. Или взять барсука, как он раздобрел — еле ходит. Но, пока все жители бора усиленно отъедались, запасались кормом, устраивали жилища, Бургу болел. Так и остался он в зиму ходить в полуоблезлой шубе. И хотя к этому времени раны залечил, но жиру для зимовки не накопил. А без жиру как зарываться на зиму в землю? Не вырыл берлогу, вот и шатается, как шальной, по бору. Непривычна ему белизна, холод, сам не знает, что с ним творится, а тут, как на грех, выпавший снег прикрыл ягодные поляны, стланик, где он собирал орехи, и теперь, ко всему прочему, он стал голодать. И вот вспомнилось ему, что еще осенью он видел на краю бора вырытую кем-то берлогу. По тому, как она была сделана, по ее размерам Бургу догадался, что зимовать в ней будет молодой медведь.
Вышел Бургу на бугорок, огляделся и потянул свой след прямехонько к берлоге, словно шнуром отбил. Ходить-то по тайге он умел.
Хозяин не захотел уступить свое теплое жилье. Кому охота зимовать под открытым небом? Но Бургу настоял на своем, вытащил медведя, а сил-то прежних нет у Бургу, не смог одним приемом покончить с ним, ну и пошла битва.
Затрещал лес, взвихрился под лапами снег, застонала от звериного рева тайга. Кто видел страшную схватку медведей, того уж ничем не удивишь. Сколько злобы, сколько свирепости живет в этом, с виду добродушном, звере. И какая страшная сила таится в его огромной пасти!
