Кумаонские людоеды. Леопард из Рудрапраяга - Джим Корбетт
Людоед хотя и был стар, но представлял собой крупного и весьма могучего самца, и в пределах пятисот квадратных миль, где он царствовал, вряд ли другой самец попытался бы оспаривать его права и законы. Но здесь, в Бхаинсваре, он был чужеземцем, нарушителем границ, и, чтобы хоть как-нибудь уйти от беды, которую он навлек на себя, ему нужно было драться, спасая свою жизнь. Без сомнения, именно это и происходило.
Мой шанс был теперь потерян — если даже людоед успешно справится с врагом, его раны, вероятно, помешают ему некоторое время интересоваться добычей. Не исключалась возможность, что схватка кончится для него фатально и его карьера закончится совершенно неожиданно: он будет убит случайно встреченным леопардом, одним из себе подобных, в то время как совместные усилия правительства и общества оказались бесплодными в течение восьми лет.
Первый раунд длился около пяти минут, бой шел с неослабевающей яростью и был безрезультатным, так как в конце схватки я мог расслышать звуки, издаваемые обоими животными. После интервала в десять — пятнадцать минут сражение возобновилось, но на расстоянии от двухсот до трехсот ярдов дальше от места, где оно поначалу разгорелось. Совершенно очевидно, местный чемпион был в лучшей форме и понемногу выбивал самозванца с ринга. Третий раунд был более коротким, чем два предыдущих, но не менее жестоким, и после еще одного долгого периода затишья бой снова разгорелся, отступив дальше, на выступ горы, откуда спустя несколько минут шум перестал доноситься.
Еще оставалось шесть часов темноты. Я знал, что моя миссия в Бхаинсваре потерпела неудачу, а надежда, что стычка будет продолжаться до результата и окончится смертью людоеда, быстро рассеялась. В отступлении с боем, во что превратилась теперь их схватка, людоед получит увечья, но вряд ли они уменьшат его пристрастие к человеческому мясу или ослабят способность к нападению.
Котенок мирно спал всю ночь. При первом проблеске зари, показавшемся на востоке, я спустился вниз во двор и перенес мальчика под навес, откуда мы его взяли, и прикрыл одеялом. Староста еще спал, когда я постучал в его дверь. Я отказался от чая, зная, что хлопоты займут время, и уверил его, что людоед больше никогда не появится у них в деревне; и, когда он обещал немедленно начать приготовления к тому, чтобы тело мальчика отнесли в горы к месту для сожжения умерших, я двинулся в свой длинный пеший переход назад в Рудрапраяг.
Как часто нас ни преследует невезение в наших попытках чего-то достигнуть, никогда нельзя привыкнуть к чувству уныния, которое охватывает нас после каждой последующей неудачи. День за днем в течение месяцев я покидал бунгало инспекции полный надежд, что при данных особых обстоятельствах дело увенчается успехом, и день за днем я возвращался разочарованный и удрученный. Если бы мои провалы относились только ко мне одному, это имело бы мало значения, но в достижении цели, которую я поставил перед собой, эти неудачи касались других гораздо больше, чем меня.
Нет счастья, не везет — ничему другому я не мог приписать неудачи, отмериваемые мне судьбой во все увеличивающейся дозе; их аккумулирующий эффект начал действовать на меня крайне удручающе: не мне предназначено сделать то, что я все время собирался совершить. Что в самом деле, кроме моего дурного счастья, заставило людоеда бросить свою добычу там, где не росли деревья? И что, кроме невезения, понудило другого леопарда появиться на этом самом месте среди своих тридцати квадратных миль как раз в то время, когда людоед, не найдя труп мальчика там, где его оставил, вполне вероятно, уже двинулся в путь, направляясь к деревне, где я его поджидал?
Вчерашние восемнадцать миль были длинными, но они оказались еще длиннее сегодня, а горы еще круче. В деревнях, мимо которых я проходил, жители ожидали меня, и, хотя я мог сообщить только плохие новости, они не выказывали разочарования. Их беспредельная вера и философия — вера достаточная, чтобы сдвигать горы и успокаивающая в горе, — гласит что ни одно человеческое существо или животное не может умереть раньше заранее назначенного срока; значит, время смерти людоеда еще не наступило — это не требовало объяснений и не нуждалось в доказательствах.
Испытывая стыд за свое уныние, вызванное крушением моих надежд, которому позволил владеть собой в течение целого утра, я покинул последнюю деревню, отдохнув и выпив чашку чаю, в очень бодром настроении. Когда я прошел последние четыре мили спуска к Рудрапраягу, я вдруг заметил, что иду по следам, оставленным лапами людоеда.
Удивительно, как состояние психики может притупить или обострить наблюдательность, способность что-нибудь замечать. Вполне возможно, что людоед вышел на тропу за много миль до того места, где я сейчас находился, но только после моей беседы с простыми деревенскими людьми и чаепития я заметил следы его лап первый раз за все утро. Тропа шла здесь по красной глине, которую дождь сделал мягкой, и следы лап людоеда показывали, что он двигался своим обычным шагом. Полумилей дальше он начал ускорять ход и продолжал так идти, пока не достиг передней кромки ущелья выше Голабраи; в это ущелье он и спустился. Когда леопард или тигр идет своей нормальной походкой, видны отпечатки только задних ног, но, когда по каким-либо причинам обычный его шаг ускоряется, делаются заметными следы всех четырех ног. По расстоянию между отпечатками передней и задней ноги можно определить скорость, с которой передвигается животное из семейства кошек. Рассвет оказался достаточной причиной для людоеда, чтобы он ускорил свой шаг.
Я был знаком с привычками людоеда и знал его способность преодолевать расстояния, но только в тех случаях, когда
