Святослав Сахарнов - Там живут одни киты
— Вот и ты! — сказал начальник и кивнул.
Прохор Петрович остановился перед столом.
— Как здоровье? — спросил начальник.
— Ничего.
— Вот, вот… только что ничего. Дело есть срочное. Не знал, как с тобой и быть.
Прохор Петрович пожал плечами. Он мял в руках фуражку с гербом, смотрел на зелёную авторучку и думал: «Сейчас опять начнёт про берег…»
— Проводка есть одна. Срочная, — сказал начальник и по скрёб пальцами лысый выпуклый череп. — Катера в бухту Надежда провести надо.
— Раз надо… — сказал Прохор Петрович.
— Военные катера. Народ там молодой; винты тонкие, сидят глубоко. Наломаете дров — всем отвечать… — Начальник поморщился и махнул рукой. — Ладно! Всё равно: все лоцмана в разгоне — идти надо тебе… Стареешь, Прохор Петрович, стареешь! Вон глаза — как углем обведены… В Надежду вход-то теперь по-новому: от буя рекомендуется поворот влево. Обмелело там. Ну, иди!
…Катера подошли ночью.
По узенькому трапу Прохор Петрович поднялся на борт головного.
На мостике, рядом с рулевым и сигнальщиком, стоял молодой лейтенант.
— Лоцман? — спросил лейтенант.
— Лоцман.
— Отходим?
Позади Прохора Петровича послышалось сопение, трап подпрыгнул.
— Это ещё что такое? — спросил лейтенант и посмотрел в темноту. — Вахтенный, не пускать собаку!
— Медведь тут, товарищ лейтенант! — крикнул вахтенный.
— Какой медведь? Гнать его!
Прохор Петрович, не говоря ни слова, повернулся и пошёл по трапу назад.
На катерах уже заводили моторы.
— Чёрт его знает что! — сказал лейтенант. — Это ваш медведь? Так ведь поймите, нельзя его брать на военный корабль!
Прохор Петрович пожал плечами.
— К вечеру шторм обещают! — сказал сигнальщик.
— Пропустите зверюгу! — сказал лейтенант. — Только чтоб её духу около мостика не было. Пускай на корме сидит. И к пулемётам не подпускать!
Прохор Петрович вернулся.
С громом завелись моторы. Катер рывком отлетел от причала, умчался в чёрную ночь, вымётывая из-под бортов белые гаснущие пятна пены.
На поворотных, невидимых в темноте мысах, звёздочками замерцали маячные огоньки.
— Проблёскивают! — сказал лейтенант, показывая на огоньки. — Там, что ли, главные мели?
— Затмеваются! — сказал Прохор Петрович. — Здесь все огни затмеваются… Главные мели утром проходить будем.
Ночь кончилась, занялось утро — полный штиль.
Из-за тоненькой полоски сахалинского берега всплыл оранжевый шар солнца. Желтея и уменьшаясь, он начал подниматься всё выше и выше.
— Море-то как остеклело! — сказал Прохор Петрович.
За головным катером шли ещё три. Они неслись, не касаясь носами неподвижной воды, глубоко погрузив кормы. От того, что катер не трясло и не било, Прохору Петровичу казалось, что он совсем не движется.
Впереди вынырнул красный буй.
— Тут мели? — спросил лейтенант.
Прохор Петрович кивнул.
— Буй не на месте, — сказал он. — Должно быть, его волной сдвинуло.
Лейтенант удивлённо поднял брови.
— Что же делать? — встревоженно спросил он.
— Ничего, повернём! Как на берегу вон та сопочка за соседнюю спрячется, — поворот сделаем.
Лейтенант поднял бинокль и осмотрел берег.
— Ничего не разобрать! Где вы сопочку увидели?
— Сейчас, сейчас… подходят… Сошлись! — крикнул Прохор Петрович. — Лево руля!
— Лево руля! — сказал лейтенант.
Он молчал до тех пор, пока по носу не открылся следующий буй.
— Точно идём! — сказал он. — Ну, у вас и глаза! Сигнальщик, передайте на камбуз, чтобы на мостик Подали чай. Мне и лоцману.
Поворотный буйК бухте Надежда подошли в полдень. Синие сопки поднимались, поднимались из-за горизонта и встали наконец на пути коричневыми громадами. Потом они раздвинулись, и между ними открылся вход. В глубине бухты серыми пятнышками всплыли домики рыбкомбината.
— Будем входить! — сказал Прохор Петрович. — Жаль, вода уже дрогнула: на убыль пошла. Неглубоко здесь.
Катера неслись чуть покачиваясь. Над плоскими командирскими рубками дрожали пулемётные стволы. Из-под днищ летели длинные клочья пены.
— Будто на месте стоим, — крикнул лейтенант, — а скорость-то ого-го!
Он весело оскалился.
Показался, словно выпрыгнул из воды, буй. Он так стремительно несся навстречу катеру, что лоцман вздрогнул.
— Поворот сейчас!.. — сказал он.
— В какую сторону? — крикнул лейтенант.
— Был вправо, — начал Прохор Петрович и вдруг вспомнил. Но было уже поздно. Катера один за другим, как в громадной карусели, понеслись, огибая буй справа. Тёмные следы за их кормами вдруг сделались мутно-жёлтыми.
— Малый ход! — крикнули сразу и Прохор Петрович и лейтенант. — Застопорить ход!
Катер ударился о что-то мягкое раз, второй и остановился. Остальные катера разбрелись кто влево, кто вправо.
— Влево поворот здесь теперь, — пробормотал Прохор Петрович, — влево…
— Может, обошлось? — спросил лейтенант, оглядываясь.
— Вижу плавающий предмет! — крикнул сигнальщик. Один из катеров осторожно подошёл к тёмному пятну.
— Шевелится! — удивился сигнальщик. — Тащат… Вытащили. Да это же медведь! — ахнул он. — У нас с кормы слетел. Во крутанули!
Вошли в Надежду, подошли к пирсу.
Машку сейчас же привели к лоцману. Прохор Петрович стоял, перебирая пальцами мокрую Машкину шерсть.
«Вот и не успел! — думал он. — Вот и посадил на меляку!»
Катера завели в судоподъёмник. Талями подняли корму головному. Бронзовые винты горели как полированные.
— По песочку прошли! — сказал лейтенант. — Как наждаком их вычистило! Счастье, что не поломали, а то бы — суд!
БолезньНазад из Надежды Прохор Петрович с Машкой добирались плохо. Шли на палубе траулера. Лоцман простыл. Он стоял привалясь к борту. Перед глазами всё время горели золотом блестящие надраенные песком винты. Болела грудь.
«Неладно получилось! — шептал сам себе лоцман. — Неладно!»
Вернувшись в город, он первым делом пошёл на почту.
— Вам опять тоненькое! — сказала девушка. — Вы знаете, я заметила: как из адресного стола отказ — тоненький листок приходит: «Таких-то в списках не значится» или «Местопребывание неизвестно». А если бы нашли ваших, телеграмма или пакет были… Вы всё равно пишите. Сейчас многие пишут и находят.
Прохор Петрович написал новую открытку, наклеил на неё марку — зеленый танкист в шлеме, весёлый и молодой, — пошёл к двери.
— Вид-то у вас какой нехороший. Устали сильно. Только с лимана?
