Лизелотта Вельскопф-Генрих - Токей Ито
Пит был уже в воде и плыл. Мул, который оказался плохо привязанным, вместе с грузом поплыл вниз по течению. Боб и индеец с дорогой цепью на шее освободили лошадей. Животные скользили, падали, становились на дыбы, бились от страха. Понка подскочил к ним. Жестом он распорядился, чтобы хорошо одетый индеец позаботился о седом господине, а сам с Бобом занялся лошадьми. Седой господин со своим спутником одновременно прыгнули в воду. Понка, оставшийся с Бобом, показал, что умеет обращаться с лошадьми: не прошло и полминуты, как животные были в воде. А сам Джек, бросаясь в реку, не счел нужным снять что-нибудь и даже стесняющее движение пончо оставил на себе.
Питу первому удалось достичь берега. Он выбрался на сушу и помчался к тому месту, куда должны были подплыть лошади. Ждать ему пришлось недолго; вскоре охваченные страхом животные уже, отряхиваясь, вылезали на берег, карабкались по склону наверх. Пит схватил за узду своего гнедого. Понка еще в воде забрался на пегого, принадлежащего незнакомому индейцу. Серого в яблоках он держал за повод. Потом Пит и Джек заметили ниже по течению мула, который вместе с багажом выбрался на берег и понесся к югу. Пит занялся его поимкой.
Спасся и седой господин, которому помогли индеец и Боб. Насквозь мокрые, дрожащие от холода, спотыкаясь, они поднялись на высокий берег в хижину из коры, которая, видимо, служила пристанищем паромщику. Хозяина нигде не было…
Понка и Боб остались вдвоем под открытым небом. Они набрали дров, разложили костер и разделись, чтобы согреться и высушить у огня одежду и оружие. Понка и тут не снял хлопчатобумажной рубашки, оставив ее сохнуть на теле.
Боб посматривал на хижину и лошадей. Незнакомый индеец снова вышел наружу обтереть своих коней, которые были такие же озябшие и жалкие, как и люди. Пит возвратился с неудавшейся охоты за навьюченным мулом.
— Настоящее свинство! — Он остановился, широко расставив ноги. — Все мокрое! И выстрелить не из чего! Но письма у меня в сохранности. Карман не промок!
Боб кивнул.
— Злая река, дикая река. — Пит исчез в хижине, а Боб повернулся к Джеку. До сих пор он разговаривал с понкой по-английски, теперь же заговорил по-индейски:
— Ты знаешь, кто эти люди? Это Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная палочка, который умеет рисовать картины, и его краснокожий брат — Длинное Копье, шайен, которого он выкупил из резервации.
Понка кивнул.
— Боюсь, что Длинное Копье узнал тебя, — тихо добавил Боб на языке дакотов.
— Ему знаком мой шрам на лбу, который я получил еще ребенком в схватке с орлом. Но он будет молчать.
Тут они оборвали разговор, потому что Пит снова вышел из хижины и шел к ним. Боб и Джек безмолвно поднялись.
— Ну что ж? Отчего мы замолчали? — заговорил Пит. — Художник остался без денег, его бумажник уплыл вместе с курткой. Хочет с нами поехать в Рэндол, там он свяжется с банком и снова станет богат…
Спасшиеся скоро двинулись в путь. Пит уселся на своего гнедого, шайен Длинное Копье — на пегого. Боб держал наготове серого в яблоках для художника, который последним покинул хижину. Лошади поскакали, скороходы побежали, и никому уже не было холодно. А когда они наконец достигли форта Рэндол, то и сами они, и лошади, и оружие были сухие.
Путники подъехали к воротам. Страж засомневался, впустить ли художника и его спутника, и спросил, кто они.
— Дан Моррис и Длинное Копье — шайен.
Кто-то из вольных всадников по просьбе Пита сбегал к коменданту и вернулся, сообщив, что Моррис и его спутник — желанные гости на форту.
— Входите и вы! — покровительственным тоном позвал Пит обоих скороходов, Боба и Джека. — Вы несете у нас службу, и для вас найдется местечко в конюшне.
Боб Курчавый вопрошающе посмотрел на Джека-понку. Тот как будто выразил согласие, и предложение было принято. Группа разделилась. Пит с Моррисом отправились к коменданту. Длинное Копье и оба скорохода повели в конюшню лошадей. Индейцы и негр не сказали друг другу ни слова. Когда животные были размещены, Длинное Копье удалился. Боб и Джек взяли себе чистой соломы и улеглись в углу конюшни: они очень устали.
В середине дня в конюшне снова появился Длинное Копье. Он посмотрел лошадей и подошел к Джеку и Бобби.
— Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная Палочка хочет нарисовать Джека-понку.
— Бумага и краски гуляют вместе с мулом где-то на берегу Миссури, — ответил Джек. — Уж не поехать ли мне назад, поймать этого мула и доставить его художнику Моррису, Желтой Бороде?
Длинное Копье опустил глаза.
— Ты придешь? — только и спросил он.
— Я приду, — ответил после некоторого раздумья понка. Он проворно поднялся с земли и последовал за шайеном.
Длинное Копье провел понку через двор к похожему на башню строению. Светлое помещение, предоставленное художнику, видимо, обычно служило для наблюдения. Моррис сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги.
Когда вошел понка, он поднялся, чтобы, как подобает, приветствовать своего гостя, предложил ему сесть, а когда уселся индеец, сел сам. Сея и Длинное Копье. Моррис предложил табаку. Понка и шайен набили трубки. Но и когда они сделали по затяжке, а художник раскурил дорогую сигару, — наверное, подарок коменданта, — разговор так и не завязался. Из окна комнаты открывался вид на территорию форта и окружавшую его холмистую местность. Все трое долго смотрели в окно, потом постепенно стали приглядываться друг к Другу.
Художник схватил маленький клочок бумаги, написал что-то и протянул пойке. Тот прочел: «Гарри-Токей Ито». Понка свернул бумажку, высек огонь и сжег ее.
— Что тебе от меня надо? — спросил он художника.
— Мы молчим.
— Я знаю. Иначе вы бы так и плавали в Миссури.
— Я просил тебя прийти. — Художник подыскивал наиболее простые и понятные для гостя слова; раскрашенное лицо индейца не позволяло видеть выражение его лица. — Мы в первый раз встретились с тобой тринадцать лет назад в палатке твоего отца Матотаупы. Ты был тогда еще мальчиком. Мы встречались с тобой потом еще два раза… Твоего отца дакоты изгнали, белые люди погубили его своим виски. А ты стал нашим разведчиком, и было тебе девятнадцать лет. Теперь тебе двадцать четыре, и ты вождь своего племени. Что с твоим отцом?
— Белый человек по имени Джим, эта лисица, которая называет себя еще Фредом Кларком, убил моего отца.
— Такой конец… — Художника передернуло.
И снова воцарилось молчание. Художник взял в руки один из листочков, лежащих перед ним на столе.
— Может быть, не к месту, — сказал он наконец, испытывая сомнения, — но все же тебе надо это прочесть. Ты слышал что-нибудь о племени сахаптин?
