Карл Май - Нефтяной принц

— Вы хотите сказать, что… — И кантор пристально посмотрел Поллеру в глаза.

— Именно это я и хочу сказать, — кивнул тот.

— …что меня они считают безумным? Но почему?

— Да потому, что они не могут понять, как это разумный человек отправляется через океан, на Дикий Запад, чтобы повидать людей, о которых делает музыку.

— Делает музыку? Простите, герр Поллер, но вы использовали абсолютно неправильное выражение. «Делает музыку» скрипач в пивной, а я композитор. Я сочиняю героическую оперу в двенадцати актах, и вам тоже выпадет честь в ней появиться.

— Благодарю! Но индейцы, в общем-то, правы, потому что мне кажется, вы рехнулись, и крепко. Впрочем, не злитесь на меня.

— Лучше бы я лежал связанным на земле, сэр, как вы, но считался бы разумным человеком. Скажите об этом вождю!

— И не подумаю. То обстоятельство, что вы можете свободно передвигаться, может быть чрезвычайно полезно для нас. Только не вздумайте бежать! Они вас тут же убьют.

— Я же нахожусь под защитой искусства.

— Да оставьте вы свое искусство! Думайте о себе, что хотите, но поймите же и то обстоятельство, что вы можете принести пользу! Видели, как вождь на нас смотрит, как он за нами наблюдает? Мы не можем слишком много говорить между собой, иначе у него проснутся подозрения. Вы можете подойти ко мне и стоять рядом, ожидая момента, когда я улучу момент и что-нибудь вам скажу. Это будет очень полезно для ваших друзей.

— Охотно сделаю это, герр Поллер. Мы, служители искусства, витаем в высших сферах, но если я смогу быть полезным людям в обычной жизни, то, не колеблясь, спущусь вниз.

Поллер очень хотел нагрубить, но сдержался:

— Вас обезоружили, но вы уж постарайтесь тайком завладеть ножом! Надеюсь, вы все-таки выполните мое пожелание?

— А зачем вам нож?

Уже сам по себе этот вопрос говорил о полной неприспособленности кантора к обычной жизни. Поллер хотел было сказать об этом, но вдруг побоялся ранить музыкальную душу. Он придумал отговорку:

— Чтобы освободить себя и ваших товарищей.

— Но их же никто не взял в плен.

— Кто знает, что может произойти. Я не сказал вождю всей правды, но случай может навести его шпионов на верный след. И тогда может статься, что ваших друзей схватят. Только вы их сможете спасти, а для этого нужен нож.

— Что ж! Если моим друзьям нужно, я готов однажды сыграть роль негодяя и украсть нож у краснокожих.

Поллер был прав, ибо вождь уже встал и направился к беседующим, чтобы разделить их, однако его отвлекло возвращение разведчиков, подтвердивших правильность слов бывшего скаута.

— Его счастье! — отреагировал вождь. — Если бы он обманул меня, еще до рассвета ему пришел бы конец. Он предал бледнолицых и теперь думает, что я буду ему за это благодарен, но он заблуждается, потому что предатель хуже самого злого врага.

Мокаши выслушал подробный рассказ лазутчиков, а потом сказал:

— Мы застанем их спящими, и тогда не придется сражаться. По два наших воина на каждого из них, на Виннету — трое, на Шеттерхэнда — четверо, а еще трое на часового, чтобы быстрее убрать его. Ружья нам не понадобятся, только ножи и томагавки, да еще ремни, чтобы связать пленных. Столь знаменитых воинов не убивают, привезти их в наши вигвамы живыми — вот высшая доблесть, а для них страшный позор попасть нам в руки, не вступив в сражение.

Он выбрал самых сильных и верных среди своих людей, после чего отправился с ними наверх. Луна стояла высоко над долиной, но ее бледное сияние не проникало под кроны деревьев, под которыми исчезли краснокожие лазутчики.

Наверху царила глубокая тишина. Ши-Со закончил свое дежурство, передав пост Дроллу. Бывалый альтенбуржец медленно прохаживался взад-вперед. Все остальные крепко спали, кроме Хромого Фрэнка, который видел странный сон: будто он поругался с кантором и бросился на него, готовый подмять под себя. В самый ответственный момент Фрэнк проснулся. Он открыл глаза, увидел луну и несказанно обрадовался, поняв, что ссора происходила только во сне. Перевернувшись на другой бок, он пожелал взглянуть на лежавшего неподалеку отставника, но… того на месте не оказалось. Фрэнк не поверил своим глазам, он сел и огляделся — кантора не было! Бравый саксонец пересчитал всех спящих: одного не доставало. Тогда Фрэнк разбудил другого соседа, Сэма Хокенса, и прошептал:

— Сэм, прости, что мешаю тебе выспаться, но я что-то не нахожу кантора. Куда он мог подеваться? Может, разбудить остальных?

Хокенс зевнул и ответил так же тихо:

— Будить? Не нужно, сон всем полезен, если не ошибаюсь. Думаю, мы управимся вдвоем. Этот сочинитель мог опять выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы, скажем, под луной подумать о своей опере. Пойдем-ка поищем его!

— Но куда?

— Думаю, в лес он не пошел, да и по склону, к краснокожим, не стал спускаться.

— Что ты! Он определенно профильтровался налево, чтобы воспеть лунный свет из деспективы [72]. Туда и надо отправиться. Ружья возьмем? Вряд ли они понадобятся.

— Понадобятся — не понадобятся, но ружья бросать не стоит. На всякий случай прихвачу свою Лидди.

Перед уходом они справились у Дролла, не видел ли он кантора. Тот сказал, что, должно быть, тот совершил свою дурость еще до смены постов.

— Если пойдем по полукругу, то непременно наткнемся на его следы, если не ошибаюсь, — сказал Сэм. — Луна, правда, светит не ярко, но и этого вполне достаточно, чтобы его увидеть. Когда его поймаем, пусть не обижается!

Хокенс и Фрэнк пошли сначала на запад, потом повернули назад, к востоку, описывая полукруг вокруг лагеря. Идти им пришлось нагнувшись, чтобы разглядеть на земле следы. Не найдя их, вестмены решили, что разыскиваемый ушел очень далеко. Дролл следил за ними, пока они не исчезли. Вдруг он заметил, как из леса вынырнули трое индейцев и неслышными шагами двинулись навстречу. Тут же Тетка ощутил, как две сильные руки сдавили ему шею. Он хотел крикнуть, но из горла вырвался только слабый хрип, потом удар томагавка уложил его на землю.

Сэм Хокенс и Хромой Фрэнк прошли уже, пожалуй, две трети своего пути, когда услышали резкий боевой крик Виннету, а секунду позднее послышался голос Олд Шеттерхэнда:

— Вставайте! Враги!

— Бог мой! На нас напали! Быстрее туда! — закричал Фрэнк и повернулся, устремляясь к лагерю. Сэм двумя руками обхватил его и удерживал изо всех сил.

— С ума сошел! — прошипел он приглушенным голосом. — Слушай! Все уже кончено. Нам там нечего делать.

Многоголосый победный вопль подтвердил его слова. Фрэнк попытался вырваться, бормоча что-то о невозможности бросить друзей, но Хокенс держал его крепко:

— Тише ты, вестник несчастья! Говорю тебе, мы ничем уже не сможем помочь. Успокойся!