Карл Май - Сокровище Серебряного озера

Этот человек, которого звали Уотсон, был чрезвычайно обрадован, когда услышал, что должно произойти.

— Слава Богу! Хоть какое-то оживление в этой дыре! — в сердцах заметил он. — Мое старое ружье давно покрылось в углу паутиной. Оно только и ждет своего часа! Стало быть, сегодня этот час пробил. Но имя, которое вы называли, сэр, кажется мне знакомым. Рыжий Полковник? Да еще и Бринкли? Я встречал одного Бринкли, носившего рыжий парик, хотя на самом деле у него был черный скальп. Встреча с ним едва не стоила мне жизни!

— Где и когда это было? — заинтересовался Олд Файерхэнд.

— Два года назад, в верховьях Рио-Гранде. Я был тогда с одним помощником — немцем по имени Энгель — там, наверху, у Серебряного озера. Мы хотели добраться до Пуэбло, а потом по арканзасской дороге отправиться на восток, чтобы достать инструменты для одного дела, которое должно было принести нам миллионы.

Олд Файерхэнд насторожился.

— Того человека звали Энгель? — уточнил он. — «Дело», которое должно принести миллионы? Вы можете сообщить об этом подробнее?

— А почему нет! — отозвался Уотсон. — Правда, мы оба обещали молчать, но миллионы рассеялись как дым, ибо наши планы не осуществились, а потому, думаю, что теперь я не связан обетом молчания. Речь шла о подъеме огромного сокровища, которое было затоплено в водах Серебряного озера.

Инженер скептически улыбнулся, но Уотсон совершенно серьезно продолжал:

— Пусть это звучит невероятно, но в моих словах нет ни капли лжи. Вы, мистер Файерхэнд, один из знаменитейших вестменов, такое пережили и узнали, что, если вдруг начнете рассказывать, никто вам не поверит. Может, хоть вы не будете смеяться над моими словами.

— И не думал! — искренне ответил охотник. — Я готов отнестись к вашему рассказу с полным доверием, ибо имею на то основания. Мне совершенно точно известно, что на дне озера должно лежать затопленное сокровище.

— Да? Ну, тогда вы не примете меня за легковерного и не будете считать лжецом! Я могу с чистой совестью присягнуть, что эта история с кладом не выдумка! Тот, кто рассказал ее нам, определенно не лгал.

— Кто это был?

— Старый индеец. Никогда раньше я не видел такого древнего человека. Он весь высох, как скелет, и сам поведал нам, что прожил более ста зим. Он называл себя Хауей-Колакахо, но как-то раз доверительно сообщил нам, что его имя Ихачи-Татли. Что могут означать эти индейские слова, я не знаю до сих пор.

— Мне это известно, — произнес Олд Файерхэнд. — Первые два относятся к наречию тонкава, а вторые из языка ацтеков, но все они означают одно и то же — Великий Отец. Говорите дальше, мистер Уотсон! Мне очень хочется узнать, как вы познакомились с ним.

— Ну, собственно говоря, в этом нет ничего необыкновенного, а тем более невероятного. Однажды я заблудился и надолго заплутал в горах, где меня застал врасплох первый снег. Мне пришлось искать место, где можно было перезимовать и избежать голодной смерти. Я был один, меня всего занесло, какие уж тут шутки! Я почти отчаялся, но, к счастью, случайно набрел на Серебряное озеро и заметил там каменную постройку, над которой курился дымок. Я был спасен! Хозяином дома оказался тот самый старик-индеец, у которого еще были внук и правнук, Большой и Маленький Медведи…

— О! Нинтропан-Хауей и Нинтропан-Хомош? — уточнил Олд Файерхэнд.

— Да, так по-индейски звучали их имена. Значит, вы их знаете, сэр?

— Да, но дальше!

— В то время оба Медведя были на другой стороне, в горах Уосатч, где им пришлось остаться до весны. Зима свалилась на голову слишком рано, и оттуда через снежные завалы добраться до Серебряного озера было почти невозможно. Но Медведи очень беспокоились за старика. Они знали, что он один, и, скорее всего, были уверены, что он погибнет в одиночестве в своей хижине среди холодов и вьюг. К счастью, в это время я набрел на его жилище и нашел там еще одного белого, которым и был упомянутый немец Энгель. Он, как и я, нашел в хижине спасение от ужасного снегопада. Не буду рассказывать, что выпало на нашу долю, хочу только сказать, что мы перезимовали втроем. Мы не голодали — дичи было достаточно, но холода сильно подточили силы старика, и, когда подули теплые ветры, организм индейца не выдержал, и нам пришлось его похоронить. Он полюбил нас как своих детей, ибо мы во всем помогали и вели хозяйство. Перед смертью в качестве благодарности он сообщил о тайне сокровищ Серебряного озера. Старик носил с собой древний кусок кожи, на которую был перенесен точный план того места. Он позволил нам его срисовать. Случайно у Энгеля завалялась бумага, без которой мы бы не смогли обойтись, поскольку старик не хотел отдавать кожу — он должен был сохранить ее для обоих Медведей. Он уже лежал, но за день до смерти собрал силы и где-то закопал план. Но где — этого мы не знали, а если бы стали искать, то нарушили бы его волю, поэтому, похоронив индейца, мы отправились в путь. Энгель зашил рисунок в своей охотничьей куртке.

— И вы не дождались возвращения Медведей? — спросил Олд Файерхэнд.

— Нет.

— Большая ошибка с вашей стороны!

— Возможно, но мы месяцами торчали в снежном плену и жаждали встречи с людьми. Вскоре мы оказались среди людей, но среди каких! Сначала мы наткнулись на индейцев племени юта, которые дочиста нас обобрали. Они бы неминуемо отправили нас на тот свет, но знали старого индейца и почитали его, а потому, когда им стало известно, что мы заботились о нем и похоронили старика, подарили нам жизни и вернули одежду. Ружья, правда, краснокожие оставили себе, и за это мы вряд ли могли быть им благодарны, ибо без оружия мы были обречены на голодную смерть. Но, к счастью или, скорее, к несчастью, через три дня мы встретили бродягу-охотника, который угостил нас мясом. Когда он услышал, что нам надо в Пуэбло, уверил нас, что тоже идет туда.

— Это был рыжий Бринкли?

— Да. Назвался он тогда иначе, но позже я узнал его настоящее имя. Он спрашивал нас, а мы рассказывали ему обо всем, не говоря, естественно, о сокровище и рисунке, ибо этот парень не внушал нам доверия. Охотник мне сразу не понравился. Не знаю, почему, но у меня всегда отвращение к рыжим, хотя среди них не больше мерзавцев, чем среди других. Конечно, наше молчание нас не спасло. У него у одного имелось оружие, поэтому частенько он уходил на охоту, а мы оставались вдвоем и почти все время болтали о сокровищах. Однажды он тихо вернулся и подслушал нас, а когда снова отправился на добычу мяса, потребовал от меня сопровождать его, сказав, что четыре глаза лучше, чем два. Через час, когда мы достаточно удалились от Энгеля, он сказал мне, что все слышал и в наказание за наше недоверие отберет рисунок. С этими словами он выхватил нож и бросился на меня. Я защищался как мог, но все же лезвие вонзилось мне в грудь.