Карл Май - Дух Льяно-Эстакадо
Вскоре после наступления дня Кровавый Лис со своими десятью команчами прибыл к домику, заросшему страстоцветом. Санна не испугалась индейцев. Наоборот, она обрадовалась, в кои-то веки увидев людей, однако сразу же спросила своего молодого хозяина, когда прибудет негр Боб. Тот отделался обещанием и отправился в хижину. Вышел он оттуда в совершенно ином виде: плотно закутавшись в белую бизонью шкуру.
— Timb-ua-ungva!138 — вскрикнул Железное Сердце, присоединившийся к отряду команчей.
Остальные индейцы также глазели на это явление Духа Льяно, решавшее давнюю, часто обсуждавшуюся среди них загадку, но ничего не сказали. Кровавый Лис снова поднялся на лошадь и поскакал вместе с отрядом дальше, чтобы занять отведенную ему позицию на юго-восточном краю кактусовых зарослей. Он внимательно посматривал на север.
Теперь там вздыбилась черная стена, на фоне которой подрагивали внизу языки пламени.
— Скоро огонь пригонит грифов, — сказал он Железному Сердцу. — Может быть, среди них мой краснокожий брат найдет кого-то из убийц своего отца.
Лис взял в руки ружье. Железное Сердце сделал то же самое.
Плотное облако приближалось, а перед ним бежал огонь. С каждой минутой становилось тяжелее дышать. К самому оазису огонь подойти не мог. Он должен был задержаться на границе кактусов.
— Уфф! — показал один из индейцев на север. — Вон они!
Да, это рвались вперед грифы, но их осталось только трое: другие по пути были убиты. Лошади разбойников взмокли от пота; сами люди едва держались в седлах. Следом за ними показались Олд Шеттерхэнд и Виннету со своими спутниками.
Так и приближалась к засаде эта дикая охота. Преследователи не очень-то утомляли своих лошадей, полагая сохранить трех оставшихся грифов для Кровавого Лиса и его команчей.
Первым из грифов скакал Бартон. Он намного опередил обоих своих спутников. Он видел деревья — настоящее чудо в пустынном Льяно — и держал прямо на них. Лис поспешил ему наперерез. Когда мормон заметил приближавшегося к нему всадника, он закричал от ужаса и изо всей силы заколотил ногами по бокам своей лошади, заставляя ее напрячь последние силы и добраться до деревьев.
Теперь подъехали и двое других. Когда они приблизились к Железному Сердцу, он узнал их. Оба участвовали в убийстве его отца. Он приложил ружье к плечу… раздались два выстрела, и оба бандита свалились на землю. Железное Сердце поскакал к ним, чтобы снять скальпы.
Тем временем Кровавый Лис гнал перед собой набожного Бартона, худшего изо всех бандитов, гнал прямо к деревьям, к порогу своей хижины. Лошадь бандита не выдержала бешеной скачки и рухнула на песок. Бартон вылетел из седла. Через какое-то мгновение Лис уже стоял возле него, выхватив из-за пояса нож. Он уже наклонился, чтобы нанести мормону смертельный удар, но… внезапно отпрянул, и крик ужаса вырвался из его груди.
Падая, Бартон потерял шляпу, и сразу стало видно, что он носил парик. Теперь его сорвало с черепа, и стали видны его натуральные, коротко подстриженные волосы. Лицо исказилось от напряжения, вздулось, а глаза мормона глядели вверх жестко и остекленело — бандит при падении сломал шею. И тут Кровавый Лис узнал убийцу своих родителей. Оказывается, в тот страшный день мальчик услышал, как сообщники называли его имя — «Лис», и оно-то, скорее — кличка, осталось единственным, что удержалось в ребячьей памяти. Мальчик опять и опять повторял его, за что и получил от Хельмерса вместо имени прозвище Лис.
К трупу подъехали и другие преследователи. Все они, кроме Олд Шеттерхэнда, конечно, были необычайно удивлены, увидев Кровавого Лиса в белой бизоньей шкуре.
— Дух Льяно… Это Кровавый Лис… значит, он… он был Духом! — перебивали друг друга вестмены.
Лис, казалось, не слышал удивленных возгласов. Он показал на труп Бартона и сказал:
— Вот он, убийца моих родителей! Поэтому он показался мне в тот вечер в Хельмерс-Хоум таким знакомым. Теперь он мертв, и я никогда уже не узнаю, кем были мои родители.
Бен Новая Луна, увидев мертвеца, вскрикнул:
— Крадущийся Лис! Наконец-то с ним покончено! Жалко, что он сам сломал себе шею. Теперь я навсегда останусь должен ему пулю.
— Для него же лучше, что он мертв! — серьезно сказал Олд Шеттерхэнд. — Он оказался последним из грифов, и теперь в Льяно станет тихо. Пусть даже останется в живых один или несколько разбойников — с ними легко будет справиться, организовав облаву… А о таком вот оазисе никто не мог и мечтать!
Боб, разумеется, был со всеми, но он почему-то не замечал ни мертвецов, ни раскрывшуюся внезапно тайну Духа Льяно. Он не сводил глаз с негритянки, она же во все глаза глядела на Боба. Потом поспешила к нему и взволнованно спросила:
— Не зовут ли тебя Бобом?
А когда он утвердительно кивнул, женщина продолжила расспросы:
— Не звали ли твою матушку Санной? А видел ли ты когда-нибудь вот этот портрет Санны со своим сынком Бобом?
Она протянула ему затертую фотографию. Боб бросил на нее один только взгляд и с радостным криком слетел с лошади. Они долго обнимались.
Осталось добавить немногое. Грифы были разбиты, и отряд команчей отправился восвояси. К оазису приблизились переселенцы. Они решили отдохнуть у домика в страстоцветах, а потом их должны были провести через Льяно. Пожар в кактусах загас сам собой, когда огню уже не нашлось больше пищи, и вся обширная площадь бывших зарослей покрылась слоем пепла.
Зато оживление царило в убежище Духа. Кровавый Лис стал героем дня. Ему пришлось подробно пересказать все свои подвиги. Невеселый это был рассказ — он состоял из одних почти мрачных событий. Тем не менее молодой человек высказал твердую решимость остаться в своем гнезде и охранять Льяно от разбойников. Санна и Боб объявили, что ни за что не расстанутся с ним.
Рассказ Лиса настолько захватил вестменов, что даже красноречивый Хромой Фрэнк ни разу не прервал его. Но потом, когда маленький саксонец прогуливался вместе с Джемми и обоими носатыми братьями по берегу озерка, Тим спросил его:
— Ну, Фрэнк, ты все еще утверждаешь, что Дух Льяно-Эстакадо всего-навсего призрак?
— Помолчите! — ответил саксонец. — Если в этом случае я немножечко ошибся, то это просто случайность для такого смышленого саксонца, как я.
— Да, Саксония, и в особенности Морицбург — это высочайшее из наслаждений! — расхохотался Джим.
— Только оставайся со своими наслаждениями за моим фасадом, старый сыщик! Ты еще слишком мало знаешь меня, но поскольку нам придется терпеть присутствие друг друга каких-то несколько месяцев, то ты как следует познакомишься со мной и научишься меня уважать. В конце-то концов я вызываю у каждого глубокое уважение. Не так ли, Джемми?