Гэри Дженнингс - Ацтек. Гроза надвигается
А поскольку все эти языческие изображения не только не содержали никакой полезной информации, но и являли собой зримое воплощение гнусных дикарских суеверий и заблуждений, внушаемых самим дьяволом, мы повелели свалить тысячи таких «рукописей» в кучу на главной рыночной площади этого города и сжечь их дотла, а пепел развеять. По нашему убеждению, то был единственно подобающий конец для всех этих языческих писаний. Мы весьма сомневаемся в том, что где-либо сохранились другие памятники, проливающие свет на былые ложные «религии» народов, ставших ныне жителями Новой Испании.
Позвольте обратить внимание Вашего Величества на то, что присутствовавшие при сожжении индейцы, хотя почти все они уже были обращены в Истинную Веру, выказывали, глядя на пылающий костер, непотребную и бесстыдную скорбь, а иные даже проливали слезы, оплакивая сию языческую мерзость, как могли бы истинные христиане оплакивать уничтожаемые язычниками списки Священного Писания. Мы считаем это свидетельством того что сии существа еще не впитали догматов христианства настолько, насколько желали бы того мы и Святая Католическая Церковь. Так что у покорнейшего и смиреннейшего слуги Вашего Благочестивого Величества останется еще немало неотложных обязанностей епископа, относящихся к более настоятельному распространению Святой Веры.
Мы молим Ваше Величество проникнуться пониманием того, что подобные обязанности должны быть приоритетными, так что слушанию разглагольствований вышеупомянутого болтливого ацтека мы можем посвятить лишь немногие, изредка выпадающие нам свободные часы, а также просим Ваше Величество понять, что по тем же самым причинам мы время от времени вынуждены пересылать пакеты с записанными со слов дикаря хрониками, не сопроводив их какими-либо комментариями, а порой даже и без предварительного прочтения.
Да сохранит Господь Вседержитель жизнь Вашего Священного Величества на многие предстоящие годы и да расширит Он владения Вашей империи, о чем неустанно пребывает в молениях Ваш смиренный и покорный слуга, епископ Мексики
Хуан де Сумаррага
(подписано собственноручно).
QUINTA PARS[21]
Маленький раб Коцатль приветствовал мое возвращение в Тескоко с неподдельным восторгом и облегчением, потому что, как выяснилось, Жадеитовая Куколка была чрезвычайно раздосадована моим отъездом и все свое дурное настроение выплескивала на него. Хотя у молодой госпожи имелся внушительный штат служанок, она в мое отсутствие задействовала и Коцатля, причем то взваливала на мальчика тяжелую и нудную работу, то просто заставляла его бегать рысцой, а то и без всякой причины подвергала порке.
Коцатль намекнул, что ему приходилось выполнять без меня поручения самого низкого свойства, а когда я поднажал на него как следует, поведал, что женщина по имени Сама Утонченность во время очередного визита к госпоже выпила яд и скончалась в страшных мучениях, с пеной у рта. С тех пор Жадеитовой Куколке приходилось довольствоваться любовниками, которых находили для нее Коцатль и служанки, которым, как я понял, это удавалось хуже, чем мне. Однако госпожа не стала немедленно по прибытии давать мне какие-либо поручения, не прислала ко мне раба с приветствием и вообще никак не дала понять, что знает о моем возвращении и что это ее интересует. Жадеитовая Куколка была занята в церемонии Очпанитцили, проводившейся, разумеется, не только в Мешико.
А вскоре после праздников во дворец, как и было запланировано, прибыли Тлатли с Чимальи, и госпожа занялась их обустройством. Она лично проследила за тем, чтобы мастерская художника и скульптора была обеспечена всеми необходимыми инструментами и материалами, и подробно объяснила обоим, чем им предстоит заниматься. Я намеренно не встречал своих земляков и не помогал им обустраиваться на новом месте, а когда через день или два мы случайно столкнулись в дворцовом саду, отделался кратким приветствием. Они что-то смущенно и растерянно пробормотали в ответ.
Потом я встречал обоих довольно часто, поскольку их мастерская была расположена в подвале, как раз под тем крылом дворца, где находились покои Жадеитовой Куколки, но всякий раз ограничивался кивком. К тому времени Чимальи и Тлатли уже успели несколько раз побеседовать со своей покровительницей и энтузиазм их порядком поостыл. Вид у юношей был скорее испуганный; они понимали, что влипли, и с удовольствием посоветовались бы со мной, однако я упорно не шел на сближение.
В ожидании, когда госпожа наконец призовет меня к себе, я готовил один рисунок, намереваясь преподнести его Жадеитовой Куколке. Задача оказалась нелегкой, поскольку требовалось изобразить одного хорошо знакомого мне молодого человека так, чтобы он был похож на себя, но при этом сделать его настолько привлекательным, чтобы перед его красотой было невозможно устоять. Я порвал множество показавшихся мне неудачными набросков, пока не добился наконец удовлетворительного результата, но и после этого потратил еще уйму времени на доработку. Однако получившийся в результате портрет, как я надеялся, должен был пленить юную госпожу. Так оно и вышло.
– Ого, да это просто красавец! – воскликнула она, когда я вручил ей рисунок, а приглядевшись повнимательнее, пробормотала: – Родись этот парень женщиной, быть бы ему Жадеитовой Куколкой. – В устах молодой госпожи то была высшая похвала. – Как его зовут?
– Весельчак.
– Аййо, подходящее имя! Где ты его откопал?
– Пактли – сын и наследник правителя моего родного острова, госпожа. Его отец, владыка Красная Цапля, наместник Шалтокана.
– И, увидев его дома на празднике, ты вспомнил обо мне и сделал зарисовку? Как это мило с твоей стороны, Выполняй. Я почти готова простить тебе долгую отлучку. А теперь отправляйся и привези его мне.
– Боюсь, госпожа, – правдиво ответил я, – что по моей просьбе он не явится. Мы с Пактли не слишком-то любим друг друга. Однако...
– Значит, ты делаешь это не ради его блага, – прервала девушка. – Интересно, с чего это ты решил побеспокоиться обо мне? – Ее бездонные глаза впились в меня с подозрением. – Правда, лично тебе я никогда не делала ничего плохого, но особой любви ко мне ты раньше все равно не испытывал. Откуда вдруг эта неожиданная забота?
– Я стараюсь предвидеть желания и повеления моей госпожи.
Никак не отреагировав на последние слова, Жадеитовая Куколка дернула за веревочку и велела прибежавшей на звон колокольчика служанке немедленно привести Чимальи и Тлатли. Когда оба они, трепеща, предстали перед ее очами, госпожа показала им мой рисунок.
– Вы оба родом с Шалтокана. Вам знаком этот молодой человек?
Тлатли воскликнул:
– Пактли!
А Чимальи сказал:
– Да, госпожа, это господин Весельчак, но...
Я бросил на юношу взгляд, который заставил его заткнуться; наверняка он хотел добавить, что в жизни Весельчак никогда не выглядел столь привлекательно и благородно. Ну а на то, что Жадеитовая Куколка перехватила мой взгляд, мне было наплевать.
– Все ясно, – сказала она так лукаво, как будто уличила меня. – Вы двое можете идти.
Когда мои земляки покинули комнату, юная госпожа продолжила:
– Говоришь, вы друг друга недолюбливаете? Не иначе, тут замешана девушка: полагаю, этот красивый знатный юноша перешел тебе дорогу. Поэтому ты коварно устраиваешь для него свидание, зная, чем все может закончиться.
Бросив выразительный взгляд на сделанные мастером Пицкуитлем изваяния гонца Йейак-Нецтлина и садовника Ксали-Отли, я заговорщически улыбнулся и сказал:
– Мне бы хотелось думать, что я оказываю услугу всем троим: моей госпоже, моему господину Пактли и самому себе.
Жадеитовая Куколка весело рассмеялась.
– Ну, значит, так тому и быть. Я не против, но тебе придется самому устроить, чтобы он прибыл сюда.
– Я взял на себя смелость приготовить письмо – на самой лучшей, выделанной оленьей коже. Там все указано, как обычно: полночь, восточные ворота. Не сомневаюсь, что, если моя госпожа поставит на этом письме свое имя и вложит в него перстень, Пактли прибудет сюда на той же лодке, которая доставит ему послание.
– Ты просто умница, Выполняй! – сказала она и отнесла письмо на низенький столик, где стояли горшочек с краской и камышинка для письма.
Поскольку в Мешико не принято давать девушкам образование, Жадеитовая Куколка, разумеется, не умела ни читать, ни писать, но, будучи особой высокого происхождения, могла по крайней мере изобразить символы своего имени.
– Сейчас пойдешь на причал и отыщешь мой акали. Отдашь послание кормчему и скажешь, чтобы отправлялся на рассвете. Я хочу, чтобы господин Весельчак был здесь уже завтра ночью.
Тлатли и Чимальи, как оказалось, поджидали меня снаружи, в коридоре, желая предостеречь.
