Ситка - Ламур Луис
Зал успокоился, Зинновий выпрямился в кресле.
— Обвиняемый, я приговариваю вас...
— Вы находитесь вне своей юрисдикции, барон Зинновий. — Голос Лабаржа звучал спокойно, но донесся до самых дальних уголков. — В настоящее время Ситка является территорией Соединенных Штатов, и если приговор приведут в исполнение, вы сами по закону нашей страны предстанете перед судом.
Зинновий заколебался. Он дрожал от ярости, тем не менее, барон всегда был осторожным человеком, и сейчас остатки здравого смысла охладили его гнев. Лабарж выглядел слишком уверенно. Если продажа действительно состоялась, и особенно если деньги еще не уплачены, а он приговорил американского гражданина, тогда ему обеспечен бесплатный билет в Сибирь, откуда его не вытащат даже могущественные покровители. К тому же здесь присутствовала княгиня Елена, которая доложит императору каждую деталь процесса, и поэтому он не сможет отрицать, что не знал о продаже полуострова.
Зал суда наполнился возбужденным шепотом. Когда Зинновий увидел, сколько радостных волнений принесли новости, его снова охватил гнев. То здесь, то там мелькало хмурое лицо, но подавляющее большинство было счастливо. Некоторые из русских улыбались только потому, что были рады видеть его унижение. Чепуха... Просто попытка Лабаржа отложить вынесение приговора... А что если это правда?
Эта мысль его не утешила, Зинновий знал, что если необходимо, высокопоставленные друзья отдадут его на растерзание. Но как заключенный узнал, что договор ратифицирован?
И в тот момент, когда барон отрицал такую возможность, он сам ответил на свой вопрос. В тюрьме те же порядки, как в армии, иногда рядовой состав знал такие вещи, о которых командиры полков узнавали гораздо позже. Это был «телеграф», устный «телеграф», который невозможно выключить или остановить. Вероятно...
— Приговор будет оглашен завтра после полудня, — внезапно произнес он, вставая. — Верните обвиняемого в тюрьму.
Глава 37
Жан проснулся ночью. Вернувшись в свою камеру, он упал на нары и заснул, как мертвый, но сейчас ему не хотелось спать. Жан лежал, прислушиваясь к ночным звукам, потому что он был охотником, потому что всегда прислушивался к тихим и незначительным звукам. Он встал и подошел к узкому окну.
На небе сияли звезды, те же самые, на которые он смотрел из Великих болот. Не сглупил ли он, полагаясь на человека, находящегося за много сотен миль от Ситки? Закричала ночная птица, и ветер тихо зашептал о высоких горах в ветвях сосен; этот ветер пришел с далеких ледников, он ласкал беспокойные морские волны и дул в его маленькое окно.
В коридоре послышался шум, чьи-то шаги. Он быстро повернулся, зная, кому они принадлежат. В замке заскрежетал ключ, дверь приоткрылась, и прежде чем она распахнулась достаточно широко, он уловил запах духов.
— Жан?.. Жан!
Затем она очутилась в его объятьях, и они прижались друг к другу, прижались так сильно, что ей стало больно.
— Жан! О, Жан! Я ужасно боюсь!
Елена неожиданно отодвинулась. Охранник все еще стоял в дверях, тактично повернувшись к ним спиной.
— Жан, это правда? Соединенные Штаты действительно купили Аляску?
— Елена, — он говорил тихо, так, чтобы не услышал охранник, — мне известно не больше тебя. Это блеф.
— Конечно, — добавил он, — я знаю Роба. Я знаю, что если кто и может протолкнуть такую сделку, то это он. Когда я увидел в гавани американские корабли, просто чего-то ждущие... во всяком случае, я ничего не теряю.
Она в нерешительности помолчала, боясь сказать ему самое страшное.
— Жан, Роб Уокер писал мне. Он делал все возможное, чтобы найти и освободить тебя. Именно поэтому я здесь, но в последнюю минуту план рухнул. Договор не ратифицировали.
Он упрямо покачал головой.
— Не верю. Если договор существует, если сошлись на цене, тогда Уокер должен собрать необходимые голоса. Нет, Елена, если договор составлен и представлен в сенат, значит, его ратифицировали.
— Нет, Жан! Ты не должен полагаться на договор! Тебе надо бежать!
— Нет. Мне кажется, Зинновию только и нужно, чтобы я попробовал сбежать... Тогда меня застрелят, и его проблема будет решена. Неужели ты не понимаешь, что он ждет нашей встечи? Что он нарочно не препятствовал ей в надежде, что ты принесешь мне что-либо, например, какое-нибудь оружие? Нет, я остаюсь. Если граф Ротчев может помочь...
— Жан, — она вдруг почувствовала ком в горле, который мешал говорить, — Жан, Александр умер около года назад. Он умер до того, как я вернулась в Ситку.
— Умер? — Это слово не укладывалось у него в голове. Но если он мертв, значит, она свободна... свободна!
Свободна... Они могут быть вместе. Они могут принадлежать друг другу. Ничто не стоит между ними. Но только завтра его или возвратят в Сибирь, или повесят.
Импровизированный зал суда был забит до отказа. Секретарь занял свое место. Напротив Жана, там, где она могла смотреть ему в глаза, сидела Елена, рядом с ней были князь и княгиня Максутовы. В переполненном зале мелькало много знакомых лиц. Жан на секунду остановил взгляд.
Барни Коль... лицо его было серьезным, на поясе под одеждой явно выделялось оружие. Бок о бок с ним с жестким выражением лица сидел Гант.
Внезапно Жан почувствовал волнение. Значит, они спаслись... Никого из них Зинновий не знал, и они были здесь. Это означало, что после нападения на охрану, они смогут скрыться на «Сасквиханне».
Его глаза обыскивали толпу. Бен Турк... Рядом с ним Шин Бойар. В зале находилось несколько других чекловек, которых он не знал, но мог бы побиться об заклад, что они американцы; все эти люди выглядели как сан-францисские матросы, явившиеся сюда прямо с набережной; они были разместились по периметру зала. Коль сидел сразу за охранником, Бойар рядом с другим. Похоже, они намеревались освободить его, тогда не обойдется без стрельбы, если только у них не было другого плана, хорошего плана.
В зал суда вошел барон Поль Зинновий. Он прошагал к столу и уселся с холодной, собранной уверенностью. Если он и заметил в толпе незнакомые лица, то никак этого не показал.
Поднялся секретарь.
— Жан Лабарж, встаньте и выслушайте приговор!
Жан Лабарж встал, и барон Зинновий взглянул на него поверх бумаг, которые держал в руке. Он улыбнулся, наслаждаясь моментом.
Вдруг за дверьми послышался шум и движение, шепот, громкий возглас, затем дверь распахнулась и вошел человек в гражданской одежде, за которым следовала шеренга американских солдат в голубых мундирах.
Человек прошел мимо Лабаржа и остановился перед Зинновием, чье лицо посерело.
— Барон Зинновий? Я бригадный генерал Ловелл Х. Руссо, специальный представитель Соединенных Штатов для принятия территории Аляски у правительства России.
От дверей к генералу подошел русский офицер, встал по стойке смирно и поклонился.
— Капитан Алексей Печуров, — представился он. — Специальный эмиссар Его Величества, Императора Всея Руси.
Барон Поль Зинновий откинулся в кресле, его лицо ничего не выражало.
Капитан Печуров протянул Зинновию конверт.
— Здесь мои и ваши приказы, Ваше Превосходительство. Вам надлежит вернуться в Охотск и там ожидать милостей Его Императорского Величества.
Зинновий встал.
— Конечно, но сейчас мы проводим процесс и...
Печуров отмахнулся.
— В честь сего великого дня Его Императорское Величество объявил всеобщую амнистию. Прощение всем, находящимся под судом или ожидающим суда в Русской Америке. Они свободны, вы также свободны от этих неприятных обязанностей!
Жан Лабарж повернулся навстречу Елене, увидев, что она бежит к нему с другого конца зала, затем вокруг него собралась команда «Сасквиханны».
Утро было светлым и чистым. Бригадный генерал Руссо и генерал Джефферсон К. Дэвис, за которыми выстроились двести американских матросов, солдат и морских пехотинцев, замерли по стойке смирно. Напротив них стояли сто русских солдат в серой форме с красными кантами. Заиграла музыка, и офицеры с обеих сторон поднялись по ступеням к замку, где их ждал князь Максутов. Они повернулись лицом к площади перед замком, и капитан Печуров спустился на несколько ступенек и занял место рядом с генералом Руссо.
