Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев
Среди мужчин, вышедших нам навстречу, был и Ма-ме-но-гуау-синк — тот самый индеец, у которого произошла ссора с Пе-шау-бой, заступившимся за меня. Он спросил, зачем мы явились. Я ответил: «Мы пришли по поводу лошадей, которых ассинибойны у нас украли». «Лучше будет, если вы вернетесь туда, откуда пришли, — последовал ответ, — ибо, если вы войдете в деревню, вам не уйти живыми». Не обращая внимания на эти угрозы, я стал расспрашивать о Ба-гис-кун-нунге, чьи родичи украли наших лошадей. Но никто не знал, где находится этот человек, так как тотчас после возвращения из похода он отправился вместе с сыновьями к манданам и еще не возвратился. Когда они были у манданов, прежний владелец моей лошади узнал ее и отобрал у сына Ба-гис-кун-нунга. Тогда тот украл хорошую вороную лошадь, чтобы возместить утрату, и скрылся. С тех пор о нем ничего не слышно.
Ва-ме-гон-э-бью, которого такой прием несколько охладил, а возможно, даже испугал, начал меня уговаривать не продолжать поиски лошади. Убедившись, что его советы на меня не подействовали, брат возвратился домой, предоставив мне самому улаживать свои дела. Но это меня не обескуражило: я предпочитал розыски по всем деревням и стоянкам манданов возвращению домой без лошади. Отправившись в торговую факторию на Маус-Ривер и объяснив там цель своего путешествия, я получил два фунта пороха, 30 пуль, несколько ножей и ряд других мелких вещей. Кроме того, мне точно объяснили, как найти ближайшую деревню манданов. Как-то, пересекая очень широкую прерию, я увидел вдали какой-то предмет, лежавший на земле и напоминавший древесный ствол. Прекрасно зная, что здесь не могло быть дерева, если только его не принес сюда человек, я подумал, что это брошенная одежда или труп мужчины, погибшего на охоте.
Осторожно подкравшись поближе, я наконец разглядел, что это был индеец, лежавший на животе с ружьем в руках и поджидавший диких гусей. Все его внимание было обращено в сторону, противоположную той, с которой я подходил, и мне удалось приблизиться к нему почти вплотную, когда вдруг он вскочил и выстрелил в стаю гусей. Я тотчас бросился на него, но звон моего ожерелья из ястребиных клювов и серебряных украшений позволили ему раньше меня обнаружить. Ружье незнакомца не было заряжено, и я обхватил его руками, прежде чем он смог оказать сопротивление. Индеец, увидев, что он попался, закричал «ассинибойн!», на что я ответил «оджибвей!». Мы оба вздохнули с облегчением, узнав, что можем считаться друзьями. Однако различие языков мешало нам вести беседу, и я жестами пригласил его сесть рядом, что он немедленно и сделал. Затем, подарив ему недавно убитого гуся, я дал понять, что хочу пойти к нему в палатку. Через два часа мы добрались до его деревни, где я немедленно последовал за ним в палатку. Когда я туда вошел, находившиеся внутри старик и старуха покрыли свои головы одеялами, а мой спутник удалился в совсем маленькую соседнюю палатку, едва вмещавшую одного человека. Туда жена и отнесла ему еду. Оставаясь невидимым, он продолжал с нами разговаривать. Если муж намеревался выйти из палатки, жена давала знак своим родителям, чтобы они прятали головы под одеяло, то же повторялось, когда он возвращался.
У ассинибойнов этот обычай соблюдается очень строго всеми женатыми мужчинами, распространен он, кажется, и среди бвои-нугов, или дакотов, как они себя называют, а также среди омахов, живущих на берегах. Миссури. Такой обычай не только определяет правила поведения мужчины в отношении к родителям своей жены; он распространяется также на ее дядей и теток. Родичи жены и мужа в одинаковой мере обязаны избегать друг друга. Если индеец войдет в палатку, где сидит его зять, последний обязан закрыть лицо, пока тот не уйдет. Когда молодой человек живет в одной палатке с родителями жены, ему устраивается внутри маленькая палатка либо циновками и шкурами отделяется небольшое помещение, куда ночью удаляется и жена. Днем она служит посредницей между мужем и другими членами семьи. Мужчина ни в коем случае не должен произносить имени отца своей жены; если он это сделает, то совершит величайший проступок, расценивающийся как неуважение к родителям. Оджибвеи не придерживаются этого обычая и считают его нелепым и обременительным.
Обитатели этой палатки отнеслись ко мне весьма дружелюбно. Хотя кукурузы там очень мало, у них был небольшой запас зерна, из которого они приготовили мне пищу. Когда молодой человек рассказал, как сильно напугал я его в прерии, все долго смеялись над этим происшествием. В деревне было 25 палаток, и я расспрашивал всех жителей, где мне найти Ба-гис-кун-нунга, но никто этого не знал. Соседняя деревня была в двух днях пути отсюда, и возможно, что Ба-гис-кун-нунг отправился туда. Погостив немного в палатке молодого человека, я тронулся в путь к следующей деревне. Когда я к ней подходил, мимо пролетала стая гусей, и мне удалось пристрелить одну птицу, упавшую прямо в толпу ассинибойнов. Увидев среди них старого, показавшегося мне очень бедным индейца, я жестами дал ему понять, что он может взять гуся себе. Но прежде, чем принять подарок, старик подошел ко мне и выразил свою благодарность совсем неожиданным способом. Он положил обе руки мне на голову и несколько раз провел ими по длинным волосам, спадавшим на мои плечи, говоря что-то на своем непонятном языке. Затем старик поднял гуся и знаками, которые я легко понял, пригласил жить под его кровлей и разделять с ним пищу, пока я буду находиться в этой деревне. Пока старик готовил гуся, я обошел все палатки, разглядывая лошадей, в надежде отыскать среди них свою, но так и не нашел ее. Меня сопровождало несколько молодых людей, но они были безоружными и вели себя по-дружески. Впрочем, когда я направился к ближайшей деревне, то заметил, что один из этих юношей поскакал туда на быстрой лошади, как бы собираясь предупредить о моем приходе.
В новой деревне мой приход не привлек к себе никакого внимания. Казалось, меня совсем не замечали. Живших там индейцев я совсем не знал, но они, видимо, были кем-то настроены против меня. Их вождь, Ках-одже-мау-уит Ассинибойн (Верховный Ассинибойн), был выдающимся охотником, но вскоре после моего посещения погиб. Заметив непривычно долгое отсутствие своего вождя, воины пошли по его следам и нашли беднягу мертвым в прерии. Оказалось, что медведь-гризли напал на охотника и задавил его.
Так как эти индейцы относились ко мне с явным недружелюбием, я не заходил в их палатки, а бродил вокруг, рассматривая лошадей, среди которых все еще надеялся найти свою. Я много слышал о резвости и красоте молодой лошади, принадлежавшей вождю, и тотчас узнал ее по описанию.[У меня под одеялом спрятан был аркан. Я искусно набросил его на шею лошади — и не поскакал, а полетел. Когда лошадь начала задыхаться, я остановился, чтоб оглянуться: хижины негостеприимной деревни были едва видны и казались маленькими точками на далекой долине…
