Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев
На том месте, где происходило гадание, ночью вешают на вбитый кол кусочки материи, бисер или прочие приношения, которые жертвует вождь и другие воины. В жертву могут принести также дже-би-уг или предметы, хранимые на память о погибшем друге. Последние обычно разбрасывают на поле битвы или, если удается, вкладывают в распоротый живот врага, павшего в бою. Если у воина умер любимый ребенок, он приносит с собою какую-нибудь часть его одежды, игрушку или чаще всего локон и тоже бросает его на поле боя. Разведчики, посылаемые впереди отряда на территорию врага, никогда не упускают случая обшарить брошенные палатки или места стоянок, чтобы найти там детскую игрушку — маленький лук или обломки стрелы. Такую игрушку тщательно сохраняют до возвращения к своему отряду, и, если разведчики знают воина, потерявшего ребенка, они показывают ему находку со словами: «Твой маленький сын находится там-то, мы видели, как он играет с детьми наших врагов. Не хочешь ли посмотреть на него?» Несчастный отец возьмет игрушку, долго будет рассматривать ее, прослезится, и вот он готов броситься на врага. Индейский вождь, возглавляющий отряд, не располагает никакими иными мерами воздействия на своих воинов, кроме личного влияния. Не мудрено, что он прибегает к различным способам, чтобы возбудить и поддержать их воинственный пыл.
Предводитель маскегов А-гус-ко-гаут, которого мы сопровождали в этом походе, называл себя, подобно индейцу, появившемуся несколько лет назад в племени шауни, пророком Великого духа. Незадолго до похода он потерял сына и носил при себе дже-би-уг, твердо решив оставить его на поле боя. Однако все планы его нарушил Та-буш-ша (Внезапно Скрывающийся), догнавший нас с отрядом из 20 человек. Этот беспокойный и честолюбивый оджибвей не допускал мысли, чтобы кто-нибудь другой, кроме него, возглавил военный поход против сиу. Больше всего он боялся, как бы такие ничтожные люди, как маскеги, не затмили его геройских подвигов. Но, присоединившись к нам, он ничем не обнаруживал своего несогласия с нашим планом. Напротив, Та-буш-ша утверждал, что поспешил на помощь своим братьям маскегам. А-гус-ко-гаут не мог не догадываться об истинных чувствах и намерениях Та-буш-ши, но принял его, всячески высказывая свое дружелюбие и радость.
После нескольких дней похода, когда пришлось пересекать широкие прерии, мы начали так сильно страдать от жажды, что пришлось несколько отступить от правил, обязательных для воинов. Наши предводители хорошо знали эту местность, им было известно, что в нескольких милях от лагеря есть вода. Но большинство пожилых воинов совсем обессилели от жажды и усталости. Попав в столь бедственное положение, индейцы решили послать вперед нескольких человек, имевших лошадей, в том числе Ва-ме-гон-э-бью и меня, чтобы найти воду и подать условные сигналы отряду, в каком направлении ему идти. Я был одним из первых, кому удалось найти источник. Но пока к нему дотянулись все остальные, многие из них совсем изнемогли. Прибывшие к источнику первыми всю ночь стреляли в воздух, и наконец с разных сторон подтянулись отставшие; некоторых из них уже рвало кровью, у других начался бред.
Когда мы отдыхали у источника, один старик, по имени Ах-тек-унс (Маленький Карибу), решил заняться гаданием и через некоторое время заявил, указывая в определенном направлении, что там находится большой отряд воинов сиу, будто бы приближающийся к нам. Обойдя этот отряд справа или слева, мы, дескать, свободно пройдем в их страну и застанем в деревнях одних женщин. Но если врагам удастся подойти к нам и завязать бой, то все мы можем лечь на месте. Та-буш-ша сделал вид, что полностью доверяет предсказанию, но предводитель маскегов и все его воины только посмеялись.
Недовольные начали роптать, а некоторые индейцы даже открыто поговаривали о том. чтобы оставить А-гус-ко-гаута и вернуться в свою страну. Однако в течение нескольких последующих дней ничего особенного не произошло, если не считать того, что наши разведчики увидели вдалеке индейца, бросившегося наутек, как только он заметил их. Отсюда мы решили, что это воин из отряда сиу.
Как-то утром мы натолкнулись на стадо бизонов, как раз когда запасы пищи у нас совсем истощились. Поэтому несколько молодых индейцев начали преследовать животных. После встречи с индейцем сиу мы передвигались только ночью, а днем скрывались. Но тут маскеги разрешили своим юношам преследовать бизонов среди белого дня без всяких предосторожностей и открыть стрельбу. Это дало повод Та-буш-ше осуществить намерение, ради которого он, очевидно, и примкнул к нам: посеять раздор в нашем отряде и заставить А-гус-ко-гаута отказаться от похода.
В нашем лагере царило теперь изобилие, и мы устроили праздничный пир, на который собрались все воины. Когда все насытились, Та-буш-ша поднялся и обратился к воинам с речью. «Вы, маскеги, — сказал он, — не воины, хотя, как утверждаете, и пришли издалека, чтобы напасть на сиу. А теперь сотни ваших врагов бродят около нас, но вам никогда не удастся обнаружить хотя бы одного из них, пока они сами не нападут и не перебьют вас». После такого вступления он сказал о своем решении отделиться от отряда, у которого такой плохой предводитель, и вернуться домой вместе со своими воинами.
С ответом ему выступил Пе-цью-о-сте-гуон (Голова Дикой Кошки), признанный краснобай из группы А-гус-ко-гаута. «Теперь нам ясно, — начал он, — почему наши братья оджибвеи и кри не захотели идти вместе с нами от Ред-Ривер. Вы находитесь теперь недалеко от земли вашего племени, и вам совершенно безразлично, когда вы встретите сиу — сейчас или осенью. Мы же пришли издалека и принесли с собой вещи погибших друзей и детей. Мы долго несли их и сможем положить на землю только в стане врага. Вы знаете, что происходит в таком отряде, как наш, даже когда он многочисленный. Достаточно одному показать спину, как за ним последуют другие, пока в отряде никого не останется. Вы пришли к нам, чтобы увести за собой юношей и вынудить нас повернуть назад без боя». Не успел маскег закончить свою речь, как Та-буш-ша поднялся, не говоря ни слова, повернулся лицом к родине и покинул нас вместе с 20 своими воинами. А-гус-ко-гаут и самые уважаемые маскеги продолжали сидеть и молча наблюдали, как их юноши, один за другим, вставали и уходили вслед за оджибвеями. Вначале подобное вероломство Та-буш-ши возмутило нескольких молодых людей, и они опрометчиво выстрелили в спину уходившим оджибвеям. Те тоже вышли из себя, но их хитрый предводитель сумел утихомирить своих воинов, и это кажущееся великодушие произвело впечатление на людей готовых превратиться в его злейших врагов. А-гус-ко-гаут и немногие верные ему индейцы целый день просидели там, где выслушали речь Та-буш-ши. Под конец старый вождь, увидев, что его отряд уменьшился с 60 человек всего до пяти, не мог удержаться от слез. Ва-ме-гон-э-бью присоединился к дезертирам, а я сразу оказался на несколько рядов ближе к предводителю и оставался там, пока другие уходили. Увидев его слезы, я подошел к нему и заявил, что если он захочет продолжать военный поход один, то может рассчитывать на меня, даже в том случае, если за ним никто больше не пойдет. Трое других оставшихся индейцев были близкими друзьями вождя и тоже изъявили готовность следовать за ним. Но старый вождь сказал, что, оставшись в таком ничтожном количестве, мы не сможем ничего предпринять и скорее всего будем уничтожены воинами сиу, если те нас обнаружат. Так нам пришлось отказаться от своих воинственных намерений, и каждый стремился теперь как можно скорее вернуться на родину самой безопасной и удобной дорогой. Вскоре я нагнал Ва-ме-гон-э-быо, и вместе с тремя другими индейцами мы составили группу для совместного возвращения. Мы выбрали другой путь, не тот, каким шло большинство индейцев. Дичи было много, и нам не приходилось голодать.
