Зейн Грей - Великий раб

Разгневанный вождь кри клялся, что он лишит жизни раба. И снова советы старейших одержали верх. Только Сиена и его чудесное оружие могли спасти кри. Барома, выкрикивая проклятия, согласился морить Сиену голодом до тех пор, пока он не отправится на охоту. Иначе пусть он умрет первый.

Последние куски мяса, кроме небольшого запаса в хижине Баромы, были съедены, и тогда стали варить кости и кожу, чтобы хоть похлебкой из них поддержать жизнь.

Медленно проходили холодные дни; печаль и молчание объяли селение. Иногда в темноте раздавался жалобный крик матери, лишенной возможности накормить голодного ребенка. Люди Сиены, привычные к голоду, страдали меньше своих врагов и не так быстро теряли силы. Они были выносливее, и их поддерживала вера в своего вождя. Пока он бодр, они не будут отчаиваться. Но Сиена ходил твердым шагом, как в дни свободы, не сгибаясь под тяжестью дров, и лицо его было озарено внутренним светом. Кри, зная о приказании Баромы, чтобы Сиена стал первой жертвой голода, смотрели на него сначала с удивлением, потом со страхом.

Ночью, когда кругом была мертвая тишина и даже жалобный вой волка не слышался из застывшего леса, Сиена лежал на сложенных ветках, укрывшись от холода одеялом. Голос ветра был слаб, но все-таки он слышал знакомую песнь.

Ветер доносил еще другие звуки – легкое поскрипывание мокасин по снегу. Тень возникала перед глазами Сиены, заслоняя слабый свет звезд.

– Эмита идет,– шептала тень и опускалась на колени возле него.

Она подавала ему кусок мяса, украденный из скудного запаса Баромы, пока он бредил и метался в беспокойном сне. Каждую ночь, со дня приказания отца морить Сиену голодом, Эмита, подвергая себя огромной опасности, приносила ему пищу.

Ее рука находила в темноте его руку, и темные волосы касались его лица.

– Эмита верна,– шептала она.

– Сиена только ждет,– отвечал он. Она целовала его и удалялась.

Жестокие дни пришлось пережить кри, прежде чем гордость Баромы была сломлена. Много детей умерло, и много матерей было близко к смерти. Люди Сиены оставались бодрыми, на нем же голод совсем не отразился. Женщины кри считали его сверхчеловеком.

Наконец, Барома пошел к Сиене.

– Сиена может спасти своих людей и племя кри.

Пристально глядя на него, Сиена отвечал:

– Сиена ждет.

– Пусть Сиена скажет Бароме, чего он ждет. Пока он ждет, мы умираем.

Сиена улыбнулся своей загадочной, медлительной улыбкой и отвернулся.

Барома послал за дочерью и приказал ей просить Сиену спасти ее жизнь.

Эмита пришла хрупкая, как колеблющийся тростник, прекраснее розы, расцветшей в зарослях чащи, и стояла перед Сиеной, глядя на него глазами лани.

– Эмита просит Сиену спасти ее и племя кри. – Сиена ждет,– отвечал раб.

Барома завыл от ярости и велел своим людям побить раба плетьми. Но бессильные руки наносили слабые удары, и Сиена смеялся над своими врагами.

Потом, словно дикий лев, посаженный в клетку, он повернулся к ним:

– Голодайте, собаки кри! Голодайте! Когда все кри падут, как листья осенью, тогда Сиена и его народ уйдут обратно на север.

Высокомерие Баромы оставило его, и на другой день, когда Эмита, бледная и слабая, лежала в хижине, и муки голода стали терзать его внутренности, он опять пошел к Сиене:

– Пусть скажет Сиена, чего он ждет.

Сиена выпрямился, и трепетное пламя северного сияния вспыхнуло в его глазах.

– Свободы! – Он произнес одно слово, и ветер умчал его вдаль.

– Барома уступает,– ответил враг и опустил голову.

– Пошли женщин, которые еще могут ходить и мужчин, которые могут ползти, по следам Сиены.

Потом Сиена пошел в хижину Баромы, взял чудесное оружие и, зарядив его и одев лыжи, исчез в белом лесу. Он знал, где найти оленей в укромных уголках леса. Он слышал самцов, бьющих копытами по оледенелому снегу и ударяющих рогами по стволам деревьев. Умные животные не позволили бы ему подкрасться близко, что должны были делать охотники, вооруженные луком, но Сиена издалека выстрелил в стадо. И, когда животные бросились прочь, поднимая снежные брызги, огромный черный самец остался лежать мертвым. Сиена преследовал спотыкающихся в сугробах оленей, и каждый раз, когда он мог догнать их пулей, он спускал курок.

Когда пять оленей были убиты, Сиена пошел обратно по своим следам и увидел, что почти все племя кри ушло за ним. Разрывая на куски мясо убитых животных, они плакали в безумной радости.

В эту ночь у хижин горели костры; над глиняными горшками поднимался пар, и буйное веселье царило в селении. И на следующий день охотился Сиена, и еще в течение десяти дней он уходил в белый лес со своей чудесной стреляющей палкой, и восемьдесят оленей пали жертвой его острого глаза.

Голод прекратился, и племя кри было спасено.

Когда безумные пляски и пиры кончились, Сиена пришел к хижине Баромы.

– Сиена уведет свой народ на север.

Но Барома, мучимый голодом, был не тем Баромой, который был сыт и не страдал. Все его коварство вернулось к нему.

– Сиена уйдет свободным. Барома дал слово. Но народ Сиены останется в рабстве.

– Сиена требовал свободы себе и своему племени,– сказал молодой вождь.

– Барома ничего не слышал о племени Сиены. Он не дал бы согласия освободить его. Довольно было свободы Сиены.

– Вождь кри искажает правду. Он знал, что Сиена не может уйти один. Сиена должен был помнить о вероломстве Баромы. Кри всегда были лжецами.

Барома с надменным видом стоял у костра. Возле него в освещенном кругу сидели старейшины, воины и женщины.

– Вождь кри добр. Он дал слово. Сиена свободен. Пусть он возьмет свою чудесную стреляющую палку и уходит на север.

Сиена положил ружье вместе с мешочками дроби и пуль у ног Баромы. Потом, скрестив на груди руки, он устремил взгляд вдаль, где была страна северного сияния и родное селение на берегах зеленовато-белой, шумной Атабаски, забытой богом реки.

– Сиена остается.

Барома вздрогнул от удивления и гнева.

– Сиена хочет посмеяться над словом Баромы? Убирайся вон!

– Сиена остается.

Взгляд Сиены и его твердый ответ заставили на мгновение замолчать вождя. Медленно Барома поднял вверх руки, и лицо его выразило молчаливое удивление.

– Великий Раб! – воскликнул он.

Так родилось уважение в душе вождя кри, и имя вырвавшееся из его злобного сердца, навсегда сохранилось в легендах народа Сиены.

Барома удалился в тишину своей хижины, старейшины и воины разошлись, оставив Сиену, подобного прекрасной статуе, с глазами, устремленными на далекий север, стоящим в свете костра.

С этого дня уже никто не пытался оскорбить Сиену словом, и его не заставляли работать. Он был волен ходить, куда захочет, и большую часть времени посвящал облегчению работы своих людей.