Карл Май - Сатана и Искариот. Части первая и вторая
— Потому что было бы невежливым противоречить вам, когда вы признали во мне человека, не умеющего водить пером.
— Верно! Такая вежливость может заменить рекомендацию. Могу я спросить, откуда вы прибыли?
— С того склона Сьерра-Верде.
— Пешком? Бедняга!
— У меня была лошадь. Вы, вероятно, заметили, что я ношу шпоры. Моя лошадь упала и сломала ногу, поэтому пришлось ее пристрелить.
— Почему же вы не взяли с собой седло и сбрую?
— Потому что я не хотел тащиться с тяжелым грузом в подобный зной.
— Но вы могли бы продать сбрую, а на вырученные деньги прожить целых два дня. Мне действительно вас жаль. Лучше бы вы не таскали эти старые ружья; за них вы не получите и цента: они ведь совсем старой конструкции — я-то в этих делах понимаю.
Он взял в руки штуцер Генри[10], внимательно рассмотрел его, а когда ему попался на глаза патрон у затвора, бравый малыш покачал головой. Потом он взялся было за медвежебой, вознамерившись и его подержать в руках, но это ружье показалось ему слишком тяжелым, он не смог поднять его одной рукой, а потому оставил в покое.
— Выбросьте эту дрянь! — посоветовал он мне. — В этих железяках нет никакого толку, если же вы попробуете их применить, то только наживете неприятности. Куда вы собираетесь отправиться из Гуаймаса?
— Куда-нибудь на север, на корабле через Эрмосильо[11].
— Тогда вам придется долго ждать. Корабли туда ходят редко.
— Тогда я поеду верхом.
— Но для этого вам надо купить лошадь или мула, а здесь, уверяю вас, верховых животных не купишь даже за большие деньги. Если у вас есть время, то можно бы воспользоваться железной дорогой до Ариспе.
— А поезда часто ходят?
— Поезда? Сразу видно, что вы приезжий, сеньор. Дорога еще не построена. Говорят, ее закончат через три-четыре года, а то и через пять лет. И вы ничего об этом не знаете? Не стоит путешествовать по стране, которую вы плохо изучили и которая расположена так далеко от вашей родины. При вашей бедности это — опасное начинание. Свою родину вы назвали Сахонией. Где находится этот город?
— Это совсем не город, а королевство, входящее в состав Алемании[12].
— Совершенно верно! Просто невозможно держать в голове все географические карты. Итак, вы могли бы остаться у меня. Из-за вашей бедности, а также из-за того, что вы, как хороший игрок в домино, украсите наше общество, я войду в ваше положение и возьму с вас самую дешевую плату. Вы получите полный пансион и лучшие продукты всего за один песо[13] в день. Дешевле вы ничего не найдете.
— Благодарю вас, я согласен, — поспешил я с ответом, потому что один песо составлял четыре с половиной марки, а поэтому «полный» пансион и «лучшие» продукты можно было рассматривать почти как подарок.
Он удовлетворенно кивнул, отодвинул свой гроссбух[14] в сторону, снова вцепился в костяшки домино и сказал:
— Вы, конечно, голодны и хотите пить — Фелиса приготовит вам еду, а мы тем временем можем сыграть пару партиек. Начнем!
Ясное дело, он не поинтересовался, расположен ли я играть. Хозяин, кажется, считал само собой разумеющимся, что я такой же страстный игрок, как и он сам. Мы начали партию, потому что я не хотел показаться нелюбезным. Я попытался проиграть, но мне это не удалось, потому что дон Херонимо играл в самом деле отвратительно. Когда мы сидели за третьей партией, от очага, возле которого трудилась сеньорита, стал распространяться запах подгоревшей муки. Посреди четвертой партии хозяин вдруг остановился, ударил себя по лбу и крикнул:
— Да как же я мог об этом забыть! Вы хотите, сеньор, ехать через Эрмосильо, а я и не подумал, что у вас есть отличная возможность. Сеньор Энрико поджидает корабль, который сначала причалит здесь, а потом должен отправиться в Лобос.
— Мне очень бы подошло это местечко. Кто этот человек, которого вы назвали сеньором Энрико?
— Мой постоялец. Его имя записано как раз перед вашим. Вы разве не заметили?
Нет, я не видел его имени. Я тут же схватил гроссбух и нашел соответствующую строчку: «Гарри Мелтон, святой последнего дня». Конечно, это было написано по-английски. Итак, мормон[15]! Как он попал сюда? Какие дела увели его из крупного города Солт-Лейк-Сити так далеко на юг, в Гуаймас?
— Что это вы так задумчиво глядите в книгу? — спросил хозяин. — Может быть, вы заметили в записях нечто особенное, что поразило вас?
— Да, пожалуй, нет. Вы читали запись?
— Да, но не понял. А сеньор так серьезен, горд и набожен, что затруднять его вопросами я не решился. Возможно, я неверно произносил его имя, и тогда он объяснил, что Гарри — то же самое, что испанское Энрико. С тех пор я его так называю.
— Значит, он живет у вас?
— Спит он у меня, но утром куда-то уходит и возвращается только к вечеру.
— А что он делает днем?
— Этого я не знаю. У меня нет времени раздумывать о каждом постояльце.
Да, маленький человечек играл и спал, спал и играл, а значит, не мог подарить свое внимание какому-то гостю. А хозяин продолжал:
— Я знаю только его имя, да еще то, что он ждет судна на Лобос. Сеньор говорит очень мало. Его набожность достойна похвалы. Одно жалко — он не умеет играть в домино!
— Откуда вы знаете, что он набожен?
— Потому что он постоянно перебирает пальцами четки и шагу не сделает без того, чтобы не склониться перед образом, висящим вон там, в углу, и не прыснуть святой водой из чаши у дверей.
Я хотел сделать по этому поводу замечание, но потом почел за лучшее промолчать. Мормон с четками! Многоженство и святая вода! «Книга Мормона» и поклоны перед образом! В любом случае этот человек притворялся, и его поведение было обусловлено важными причинами.
Дальше следовать по пути подобных размышлений оказалось невозможным, так как сеньорита Фелиса принесла мне чашку с густой массой бурого цвета и пожелала приятного аппетита. Хозяин присоединился к этому пожеланию, поэтому я с полным основанием предположил, что мне придется отведать это пойло. Я поднес чашку ко рту, попробовал раз, другой, третий, пока язык не дал мне информацию о том, что я имею дело со смесью из воды, сладкого сиропа и подгоревшей муки.
— Что это такое? — осведомился я.
Тогда Фелиса с удивлением всплеснула руками и выкрикнула:
— Возможно ли такое, сеньор? Разве вы никогда в жизни не пили шоколад?
— Шоколад? — спросил я, причем на моем лице, верно, появилось выражение не слишком большого удовольствия. — Да, я часто пил его.
— Ну, так это он и есть!