Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев
Я проохотился с друзьями несколько дней, а затем в сопровождении Ва-ме-гон-э-бью и его жены отправился к Нет-но-кве.
Нам пришлось снова пройти через ту деревню, где индейцы хотели убить мою лошадь; старик, правда, переехал на другое место, но, узнав о нашем прибытии, тотчас явился в лагерь со своими братьями. Мы ночевали в палатке недалеко от дома торговца. Я решил бодрствовать, будучи уверен, что они ограбят нас или причинят какой-нибудь другой вред; но усталость превозмогла, и я скоро заснул. Поздно ночью Ва-ме-гон-э-бью разбудил меня и сказал, что старик прокрался в палатку и вытащил ружье у него из-под головы. Он признался, что не спал, когда старый индеец зашел в палатку, и из-под одеяла наблюдал за кражей ружья. Я начал стыдить брата за трусость и сказал, что он поделом лишился своего ружья, раз позволил старику унести его из-под носа. Тем не менее я сделал попытку вернуть ружье, но потерпел неудачу.
Мы еще не успели добраться до Маус-Ривер, как моя лошадь так сильно заболела и ослабла, что не могла нести даже жену Ва-ме-гон-э-бью. Поэтому нам пришлось остановиться на два дня, прежде чем продолжить путь. Мы сильно мучились от голода, так как за несколько дней подстрелили только одного тощего бизона; как раз в это. время мы повстречались с несколькими индейцами кри во главе с неким О-ге-мах-вах-шишем (что означает Сын Вождя). Но они не только не помогли нам в беде, но и проявили явную враждебность. Я слышал, как они сговаривались о том, чтобы нас убить, так как у них произошла раньше ссора с какими-то оджибвеями. Они не хотели продать нам ничего, кроме маленького хомяка, и мы поспешили уйти от них как можно дальше. Мы уже два дня не имели крошки во рту, когда встретились с оджибвеем по имени Вауб-уче-чауке (Белая Цапля), который только что убил жирного лося.
С ним мы прожили, разделяя его палатку около месяца и не зная нужды. Этому индейцу было с нами по пути, и мы распрощались с ним только у реки Камышевого озера (Раш). Старая индианка перекочевала на расстояние четырех дней пути от фактории, где я ее оставил, и поселилась там с несколькими своими соплеменниками. Все три лошади, которых я до отъезда стреножил и выпустил на волю, чтобы они привыкли к местности, пали из-за плохого ухода. А ведь я так просил Нет-но-кву к началу зимы снять с них путы. Но она забыла это сделать. Лошадь, на которой я ездил к Ред-Ривер, тоже сдохла, и теперь у меня не осталось ни одной. Казалось, Нет-но-ква перестала считать меня членом своей семьи, а Ва-ме-гон-э-бью тоже ушел. Некоторое время я прожил совсем одиноким недалеко от фактории (Это замечание Теннера сделано, очевидно, в минуту плохого настроения, ибо уже на следующей странице описывается встреча с Нет-но-квой, искавшей его.), пока купец Мак-Глис не обратил на меня внимания и не пригласил остаться у него. Он так уговаривал меня расстаться с индейцами, что иногда мне хотелось последовать его совету. Но, как только я начинал думать о том, что придется надолго связать себя с факторией, меня охватывало непреоборимое отвращение. Провести всю жизнь на охоте — вот судьба, достойная зависти, судьба, которая не могла идти в сравнение с жалким существованием на фактории.
В сопровождении пяти французов и индианки из племени оджибвеев я отправился по поручению мистера Мак-Глиса к фактории, расположенной в верхнем течении Ме-нау-ко-нос-кига. Мы захватили с собой мяса из расчета, что есть в дороге придется только один раз, и расправились с ним в первый же вечер. На третий день, добравшись до небольшой речушки с соленой водой, мы увидели человека, сидящего около нее на холме. Мы поднялись к нему, но он ничего не ответил на наши расспросы. Тогда мы стали его трясти, чтобы привести в чувство, но незнакомец окоченел от мороза и, когда его отпустили, упал не сгибаясь. Индеец еще дышал, хотя члены его уже потеряли подвижность, а сам он походил на труп. Рядом валялись небольшой котелок, охотничья сумка с кремнем и кресалом, шило для шитья мехов и пара мокасин, Мы испробовали все способы, чтобы вернуть его к жизни, но безуспешно. Считая, что он умер, я посоветовал французам доставить его обратно на факторию, из которой мы вышли, чтобы предать труп земле по всем правилам, Так они и сделали. Позднее я узнал, что незнакомец испустил последний вздох через два часа после выхода французов в обратный путь. Оказалось, что его выгнали из торговой фактории в верховьях реки, считая, что он дармоед. Индеец отправился в дорогу почти без продуктов и остановился около палатки Ва-ме-гон-э-бью. Тот накормил его и предложил еды на дорогу. Но незнакомец отказался, сказав, что не нуждается в пище. Уже тогда он был крайне слаб. Целых два дня он протащился до того места, где мы его нашли, хотя расстояние было совсем незначительным. После ухода французов, забравших с собой тело, я отправился в путь с индианкой из племени оджибвеев, и вскоре мы пришли к Ва-ме-гон-э-бью.
Там я провел целый месяц, охотясь вместе с братом, когда к нам пришла разыскавшая меня Нет-но-ква. Ва-ме-гон-э-бью последовал моему совету и ушел охотиться на бобров в указанное мною место на Раковинной реке, а мы с Нет-но-квой вернулись к Ме-нау-ко-нос-кигу, где занялись сахароварением.
В нашей группе было десять костровnote 15, и, когда сезон сахароварения закончился, мы все сообща отправились промышлять бобров. При такой совместной охоте добыча обычно делится поровну, но на этот раз мы договорились, что каждый оставит себе то, что убьет. За три дня я заготовил столько бобровых шкурок, сколько мог с собой унести. Но при таких быстрых охотничьих походах на большие расстояния много мяса с собой не понесешь, и вся наша группа вскоре начала голодать. Большинство охотников, в том числе и я, так ослабели, что не могли даже промышлять вдали от палаток.
Однажды, когда лед в озере уже наполовину покрылся водой, я заметил на болоте примерно в миле от лагеря свежие следы лося. Выследив зверя, я убил его. Первую охотничью удачу решили отметить пирушкой, и все мясо было съедено за один день.
Вскоре после этого все индейцы из ближайших окрестностей собрались у устья реки, находившегося в двух днях пути от нас. Там мы снова встретили Ва-ме-гон-э-бью, удачно поохотившегося на Раковинной реке. Мы остановились у торговой фактории примерно в миле от озера и пьянствовали там, пока не спустили все меха. Тогда наша семья в сопровождении одного Ва-ме-гон-э-быо вернулась к устью реки. Идти было далеко, и мы не взяли собак в каноэ. Они бежали рядом по берегу, вспугнули лося и загнали в озеро; на каноэ мы преследовали его и застрелили, когда он вышел из воды.
Примерно в то время мы встретились со старым вождем оттава Ва-ге-то-та-гуном (Тот, у Кого Есть Колокольчик), которого все обычно звали Ва-ге-то-той. Он был родичем Нет-но-квы. У старика было две жены, и его семья занимала три палатки. У одного из его сыновей тоже было две жены. Мы пробыли вместе два месяца, и каждое утро старик приглашал меня с собою на охоту. Промышляя вместе со мной, он всегда отдавал мне всю добычу или по крайней мере большую ее часть. Старый индеец приложил много труда, чтобы научить меня охотиться на болотных лосей и других пугливых животных. Ва-ме-гон-э-бью с женой к тому времени покинули нас и отправились к Ред-Ривер. Индейцы считают, что у болотного лося инстинкт самосохранения развит значительно сильнее, чем у многих других животных, и думают, что он может долго оставаться под водой. Двое индейцев из группы Ва-ме-гон-э-бью, [люди не лживые, возвратились однажды вечером с охоты и рассказали нам, что молодой муз (болотный лось), загнанный ими в маленький пруд, нырнул в средину. Они до вечера стерегли его на берегу, куря табак; во всё время не видали они ни малейшего движения воды, ни другой какой-либо приметы скрывшегося муза и, потеряв надежду на успех, наконец возвратились.
