Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.) - Юрген Анна
Лицо Хмурого Дня помрачнело. Оно стало серым и покрылось морщинками под поблекшей и давно не обновляемой раскраской. Он, видимо, сосредоточенно думал.
— Ленапы говорят, что мы должны объединиться с французами и вместе с ними изгнать англичан. Веришь ли ты в то, что в союзе с французами мы смогли бы победить Красные мундиры?
— Этого я не знаю, мой дядя. Но отец думает, что французы будут так же жестоки, как и все белые.
— Ленапы говорят, что если бы мы в союзе с французами изгнали англичан, то нам стало бы легче…
Упорно возвращался Хмурый День к этой мысли, как к своей последней надежде. Мальчик подумал о словах отца: «У белых людей, на каком бы языке они ни говорили, каменное сердце». Однако он не хотел возражать дяде и был очень рад, что Хмурый День не задавал больше вопросов.
Они погрузили оленя в каноэ и поплыли. Однако второго выстрела в эту ночь Синяя Птица не сделал. Дядя вел лодку, не заботясь о сохранении тишины: его мысли, вероятно, витали где-то далеко.
Когда на востоке появились первые проблески рассвета, охотники подвесили оленя у дверей дома Черепах.
Хмурый День похвалил меткость племянника, однако его, видимо, не удовлетворил разговор у ночного костра; и, когда наступил вечер, он те же вопросы задал Маленькому Медведю.
Мальчик слушал внимательно. Удастся ли отцу поколебать глубокое внутреннее убеждение дяди.
Вождь поднялся с циновки, подозвал Синюю Птицу и помог ему взобраться на чердак. Мальчик должен был вытащить из самого дальнего угла старый потертый кожаный мешок. Отец снова подсел к Хмурому Дню, взял мешок, открыл его и вынул ножницы. Они когда-то попали к отцу и с тех пор так и лежали на чердаке, так как здесь никто не мог привыкнуть к этим странно складывающимся ножам.
Дядя вообще никогда не видел подобной вещи и с трудом скрывал свое удивление. Отец двумя руками раскрыл ножницы.
— Ты видишь два ножа, двигающиеся навстречу друг другу, как два воина. Сначала кажется, что они обязательно встретятся и порежут один другого, но они, — Малый Медведь хлопнул ножницами и закрыл их, — но они едва поцарапают один другого и разойдутся, ничего не сделав друг Другу. Но если кто-нибудь попадет между ними, они его разрежут на мелкие куски.
Отец положил лист маиса между раскрытыми концами ножниц, щелкнул ими — и на колени дяди упали разрезанные куски. Хмурый День схватил обрезки, приложил их один к другому, снова разделил, потом попробовал острые края ножниц и покачал головой. Он попросил дать ножницы и сам попробовал резать листья, а потом молча вернул «встречающиеся ножи» отцу.
— Эти два ножа — англичане и французы, — продолжал отец. — Они сталкиваются, но никогда не уничтожают друг друга, зато разрежут на куски листок маиса, попавший между ними. Этот листок — мы — краснокожие племена. Мы будем уничтожены белыми. Должны ли мы при этом кому-нибудь из них помогать или защищать одну из сторон?
Хмурый День не сказал больше ничего. Но его ястребиный нос, казалось, стал еще острее.
На следующий день дядя распрощался молчаливее, чем всегда.
Глава 19
Подобно пожару прерий, разнеслась по земле Огайо весть о захвате форта Дюкен. Ленапы погрузились в тупую бездеятельность и в первый раз за долгие годы остались на лето дома. Они поступили на этот раз разумно, потому что осенью, как гром далеко пронесшейся грозы, долетело известие о больших сражениях и о падении главного города Канады-Квебека. Все шло вопреки надеждам Хмурого Дня: были изгнаны не красные мундиры-англичане, а французы, союзники ленапов. Война подходила к концу.
На этот раз и в поселках на Бобровой реке почувствовались перемены в беспокойном мире белых, потому что вождь, возвратившись весной из Преск Ила, принес известие, которому трудно было даже поверить: и там уже сидели англичане. Французские торговцы и солдаты исчезли, там раздавалась только английская речь. Маленький Медведь сказал с иронией:
— Мы заметили это не только по красным мундирам и другой речи, но прежде всего по ценам. Новые бледнолицые запрашивают еще дороже и они еще нахальнее, чем прежние. Один из них потребовал за ружье стопу бобровых шкурок высотою с это ружье. Если так будет и дальше продолжаться, то, возможно, ленапы окажутся правы, утверждая, что с французами легче поладить.
Факел войны угасал медленно. Все новые и новые форты и торговые пункты попадали в руки англичан; наконец к ним попал и Детройт, на западном берегу озера Эри.
Белые, вероятно, устали от войны; казалось, однако, что теперь беспокойный дух белых вселился в краснокожих. По поселку ползли слухи, что между западными племенами будет заключен союз Черных Раковин Вампума и Красного Томагавка. Против англичан готовилось восстание. Индейцы в союзе с французами хотели освободить Канаду и все торговые пункты вплоть до Огайо.
В водовороте неясных разговоров упоминалось все чаще имя Понтиака. В поселке на Бобровой реке мало знали об этом «Наполеоне индейцев». Его посланники шли по долинам всех рек между канадскими лесами и верховьями Миссисипи; впервые после поражения французов он терпеливо связывал крепкую сеть вокруг ничего не подозревающих англичан. Понтиак был вождем племени оттава, живущего далеко к северо-западу от озера Эри.
Но если заходила речь об этом человеке, Маленький Медведь останавливал говорившего: «Не слушай песен пролетающих птиц», или: «Я ничего не слышал». Он не хотел ничему верить, пока сам не поговорил довольно серьезно с одним из гонцов Понтиака.
В разгаре зимы, незадолго до нового года, на Бобровую реку прибыл посланец Понтиака и выступил на Большом Совете поселков. Он пришел и в поселок Плодородная Земля. Пока он отдыхал в отведенной для гостей половине дома Черепах, от дома к дому холил глашатай и созывал всех мужчин: «Слушать слова Понтиака».
И едва на покрытый снегом поселок спустились сумерки, Дом Собрания Совета наполнился людьми. Посередине пылал большой костер; вокруг него на корточках плотными рядами разместились воины. У огня сидел вождь ирокезов Малый Медведь, с двумя вождями ленапов[7]. Позади них разместились пожилые, за ним — молодые воины, а у самых стен, в полутьме, сидели юноши.
Синяя Птица сидел рядом с Диким Козленком, притаившись, как мышонок, и с интересом смотрел на собравшихся. Дрожащие отсветы пламени играли на неподвижных лицах воинов, посасывающих трубки. Белые облачка дыма поднимались вверх и растворялись в синем дыме костра. Каждый раз, когда открывалась дверь, в помещение врывался холодный воздух.
Наконец все были в сборе и посланник Понтиака поднялся. Синяя Птица открыл рот от удивления. Такого индейца он еще никогда не видел. Мужчина был почти двухметрового роста. Вместо украшения из перьев на затылке была укреплена ярко-красная кисточка, кончик оленьего хвоста, а в ушах блестели серебряные кольца. На высокий стан была наброшена темно-синяя накидка с такой же ярко-красной, как и головной убор, подкладкой, и там, где накидка спадала на правую руку, ее отвороты, казалось, были залиты багрянцем. В руке великан держал широкий пояс из бесчисленных полированных раковин. Искусно набранный вампум, казалось, растворился в полутьме помещения: многочисленные черные, вышитые раковинами узоры приглушали блеск немногих, но поистине прекрасных белых жемчужин.
Некоторое время посланник пристально и молча смотрел на собравшихся, точно хотел заглянуть своими глазами в душу каждого. В наступившей тишине было слышно только потрескивание костра.
Но вот посланник начал говорить.
Медленно перебирал он пальцами раковины вампума; каждая имела свое значение, а все вместе они передавали послание Понтиака.
— Братья! Мы все принадлежим к одной семье, мы все дети Великого Духа Ованийо; мы ходим все по одной и той же тропе и утоляем нашу жажду из одного источника. Дело большой важности теперь побуждает нас выкурить трубку у костра Совета.
Братья! Когда белые впервые ступили на нашу землю, они были голодны, у них не было места, чтобы расстелить свои одеяла, чтобы разжечь костер… Наши предки, сочувствуя их нужде, с радостью поделились с ними всем тем, что посылает Великий Дух нам, своим краснокожим детям. Мы кормили чужестранцев, когда они голодали, мы лечили их, когда они болели, постилали им меха, когда они хотели спать, и дарили им землю, чтобы они могли охотиться и сеять маис.
