Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Зато никак нельзя было сказать того же об остальных троих. Каждый из них был не только хорошо вооружен, но и держал свою верную винтовку крепко прижатой к телу, в знак недоверчивости и настороженности; при этом второй белый то и дело исподтишка и с большим вниманием проверял кремень и запал своего оружия. Этот второй бледнолицый весьма сильно отличался от человека, только что нами описанного. Он был еще молод, высок, тощ и жилист, силен и подвижен, хотя слегка сутулился, но лицо его являло собой тот самый топовый сигналnote 8, которым прославился пресловутый «Бардольф»note 9 — флагманский корабль, несущий на мачте красный огонь. Короче говоря, цвет физиономии Гершома Уоринга свидетельствовал о его склонности к виски не менее красноречиво, чем говор — о месте его рождения — в одном из штатов Новой Англииnote 10. Но Гершом так долго пробыл на Северо-Западе, что успел растерять многие привычки и суждения жителя Новой Англии и заменить их новыми.
Один из индейцев, пожилой, опытный и бдительный воин, принадлежал к племени потаватомиnote 11 и носил имя Большой Лось; он был хорошо известен во всех торговых факториях и «гарнизонах» Северо-Западных территорий, включая штат Мичиганnote 12 до самого устья Детройта. Второй краснокожий был чиппева, или оджибвейnote 13, как нынче предлагают нам произносить это слово цивилизованные представители этого народа. Соплеменники называли его Быстрокрылый Голубь, что говорило о быстроте и дальности его перелетов. Этот молодой человек, которому едва сравнялось двадцать пять лет, уже снискал себе широкую известность среди многочисленных племен своего народа как Вестник, или Гонец.
Случай свел этих четверых ни разу до того не встречавшихся людей на одной из уже описанных нами прогалин в дуброве примерно за полчаса до событий, о которых мы собираемся поведать читателю. Встреча произошла с соблюдением всех предосторожностей, обычных для таких встреч в глухомани, однако пока что она выглядела достаточно мирно: до некоторой степени это объяснялось тем живым интересом, с которым трое следили за действиями бортника. Эти трое появились здесь буквально с разных сторон света и застали Бурдона за самым интересным и поразительным занятием, свойственным его ремеслу, и это зрелище оказалось столь увлекательным, что собравшиеся предпочли наблюдать за происходящим, отставив в сторону все прочие интересы. После краткого приветствия, осмотрев место встречи и всех присутствующих, они пристально следили за тем, что делал Бен, и в один голос просили его не обращать на них внимания. Беседа велась на смеси английского языка и нескольких туземных диалектов, одинаково понятных всем участникам. Для удобства читателя мы передадим все сказанное в вольном переводе на привычном нам языке.
— Поглядим-ка, поглядим, незнакомец, — воскликнул Гершом, — что ты сумеешь наворожить со своими игрушками! Слыхал я про то, как выслеживают пчел, да вот видеть своими глазами ни разу не приходилось, а я уж так охоч до всякого учения, будь то хоть арифметика, хоть проповедь.
— Это все твоя пуританская кровь, — отвечал Бурдон с дружелюбной улыбкой на поразительно чистом для человека его положения английском. — Люди говорят, что вы, пуритане, проповедуете с колыбели.
— Ну, насчет этого не знаю, — ответил Гершом, — а только я к чему хочешь могу руку приложить. А про такие дела я наслышался в Боб-Рули (Bois В rule)note 14 и отдал бы недельный запас из «Склада Виски», чтобы понять, как оно получается. «Складом Виски» местные пресноводные моряки и немногочисленные белые любители приключений, добравшиеся до здешних мест по бездорожью, прозвали вначале самого Гершома, а затем и его хозяйство. Это прозвание говорило о том, с каким почтением они относятся к поименованному напитку. В шутку лесные путники называли его l'eau de mor — мертвой водой, в отличие от eau de-vienote 15 — живой воды со столь далеких и таких памятных им виноградников на берегах Гаронныnote 16. Однако Бен Боден слушал тягучие фразы Гершома Уоринга только вполуха. О Складе Виски он знал, хотя самого носителя прозвища раньше не видел. Все его внимание было отдано его собственному занятию; если же он и отвлекался, то взгляд его падал на индейцев, и чаще — на Гонца. О Большом Лосе он хоть и немного, но был наслышан и потому с предпочтительным вниманием относился к Быстрокрылому Голубю. Об этом молодом краснокожем он не знал ничего; и, хотя Бен Боден умел скрывать свои чувства, его снедало любопытство и желание узнать, что привело сюда чиппева. Что же касается Гершома, то одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что перед ним непоседливый, беспринципный любитель выпивки и приключений с множеством пороков и дурных привычек и несколькими достоинствами — они если не искупали, то хотя бы уменьшали то отвращение, которое иначе он мог бы вызывать у всех порядочных людей.
Тем временем охота на пчел, так заинтересовавшая зрителей, шла своим чередом. Большинство наших читателей вряд ли знакомы с этим процессом, поэтому мы постараемся пояснить, что происходило и какие орудия при этом применялись.
«Игрушки» Бена Трутня, как их назвал Гершом, представляли собой немногочисленные и не слишком сложные предметы. Все они хранились в небольшом деревянном бочоночке, в каких ремесленники и рабочие, переходя с места на место, носят обычно свой запас продовольствия. Открыв крышку, Бурдон достал свои орудия еще до того, как читатель впервые увидел его. Это были: небольшая оловянная чашка с крышкой; деревянная коробочка; нечто вроде тарелки или блюда, также сделанного из дерева, и обыкновенный бокал из низкосортного, с прозеленью, стекла. В 1812 году в Америке было не сыскать ни одного оконного стекла или стакана, сделанного из чистого, прозрачного стекла! Нынче у нас производится множество прекрасных вещей такого рода, известных в мире, а. также тысячи других предметов домашнего обихода. Бокал Бена Трутня был его соотечественником в буквальном смысле. Он был не только американским, но и происходил из того же графства штата Пенсильвания, что и его хозяин. Мутное, зеленоватое стекло было тогда наилучшим произведением стеклодувов Питтсбурга, и Бен приобрел бокал всего год назад, прямо на месте, где его сделали.
Дуб, более высокий, чем остальные, стоял поодаль от своих собратьев, на открытом склоне, а не в самой дуброве. Еще летом молния ударила в это дерево, расщепив его ствол на высоте примерно четырех футов над землей и разбросав вокруг обломки ствола и толстые сучья. На них-то теперь и сидели зрители, наблюдая за работой бортника. Пень от этого дуба Бен использовал вместо стола; сбив топором торчащие щепки, он разложил на пне орудия ремесла, которые понадобятся ему — каждое в свое время.