Майн Рид - Золотой браслет, вождь индейцев
Прошел час в томительном ожидании. Наступила ночь; пленники видели, как индейцы собрались у костра, зажженного на площадке, и составили один круг. Затем один за другим стали подходить краснокожие, высокий головной убор которых указывал на то, что это были старейшины разных племен.
— Они открывают совет, — вскричал Мэггер, который по приглашению Армстронга подошел к двери. — Вот бы заняться отчетом да представить его в редакцию! Вот так штука была бы!
Чарлей Колорадо вынул изо рта трубку, казавшуюся неотъемлемой частью его самого, и сказал:
— Составить отчет, пожалуй, еще можно, а вот доставить его в редакцию — это будет потруднее: нас, похоже, отсюда не собираются выпускать.
— Ба! — сказал весело корреспондент. — Счастливая звезда «Геральда» нас привела сюда, она же нас и выведет. А теперь главное, чтобы вы послушали, что там говорят, и перевели мне!
— Вы этого желаете, господин Мигюр, — хорошо, — ответил решительным тоном Чарлей. — Во всяком случае, бумага останется, и когда-нибудь ее найдут, но нас-то уже не будет на свете.
— Именно так, мой храбрый друг; вы говорите очень умно; вам бы еще немножко поучиться правописанию, и из вас вышел бы замечательный корреспондент.
— Не в обиду вам будет сказано, я уж лучше останусь при прежнем своем ремесле: ваше слишком хлопотно.
Марк Мэггер не возражал. Его внимание, как и внимание Армстронга, было поглощено тем зрелищем, которое развертывалось у них перед глазами, и, несмотря на угрожавшую им опасность, оба не могли налюбоваться дикой прелестью картины.
Среди темной ночи вокруг пылающего костра уселись на земле полукругом индейцы со своими трубками; пламя освещало полуобнаженные бронзовые тела; позади этого полукружия стояла густая молчаливая толпа, на заднем плане виднелись палатки, как белые привидения. Ночная тишина нарушалась то треском ярко вспыхивавшего костра, то отдаленными раскатами грома. Корреспондент жадно впитывал в немом изумлении эту своеобразную картину.
Жара была удушливая; один за другим индейские старейшины, разогретые костром, сбрасывали к ногам свои покрывала и оставались полунагими, как и все прочие индейцы.
Вдруг пронесся какой-то шум. Мак Дайармид выступил в круг в сопровождении старого вождя. Казалось, величавость его манер и ослепительность наряда были несколько нарочиты. Он заговорил.
— Братья племени сиуксов, — сказал он отрывисто, — обмана нет ни в сердцах, ни в устах наших. Я жил с белыми, знаю мудрость их, знаю также и безумие их. И вот потому-то я хочу поговорить с вами о тех, которые находятся в священной палатке. Один из них — друг мой, и обмана нет в его устах. Он пришел повидаться со мной и принес вам слово мира от великого Белого Вождя. Хотите вы его выслушать?..
Последовало молчание. Индейцы, неподвижные, безмолвные, выражали свирепыми взглядами и гримасами то отвращение, которое внушали им белолицые.
Видя, что старый вождь молчит и, против обещания, не поддерживает высказанного предложения. Мак Дайармид продолжал:
— Молодой белый воин пришел в качестве посланника к дакотам. Это звание священно. Белый воин не скрывался под одеянием какого-нибудь купца. Он не хитрил, не говорил, что пришел из Канады. Он пришел как истинный воин, подняв голову и протянув нам руку. Он гость у дакотов. Дакоты должны его выслушать…
Снова последовало молчание; Великий Змей не прерывал его, хотя он должен был высказать свое мнение.
Тогда встал Медведь-на-задних-лапах.
— Вождь Золотой Браслет — наш друг, — сказал он. — Кровь краснокожего течет в его жилах. Он в безопасности среди нас. А все белые, приходящие к нам с востока, — обманщики. Тот, например, о котором говорит вождь, прямо говорит, что он послан Белым Вождем, — следовательно, он наш враг. Он вошел в наш лагерь без позволения и должен умереть.
Не оставалось сомнения в том, что оратор высказал то, что решили в уме все его слушатели.
В это время один сиукс поднялся на ноги.
— Смотрите на меня, — сказал он, — я — Татука. Я был другом бледнолицых. Я жил с детьми на отведенной нам земле. Белые говорили, что мы будем счастливы, спокойны и богаты. Вскоре они предложили нам муки, кофе, сахару и лошадей в обмен за нашу землю. Многие из нас ответили на это отказом. «Они уже раз обманули нас и теперь, без сомнения, лгут. Сохраним наши земли». Но белые продолжали: «Приходите к нам завтра, и вы убедитесь, что мы говорим правду». На другое утро мы пошли на свидание, и внезапно были окружены солдатами; они сказали нам: «Надо уступить». Мы поняли, что попали в западню, и согласились снять лагерь и уйти дальше. И что же? Около месяца они доставляли нам провизию; затем не хватило муки, и начальник белых сказал нам: «Подождите». Мы ждали. Муки все не было. Тогда я начал опять охотиться, чтобы избавить себя и детей от голодной смерти. Я поселился подле форта, где жили солдаты: они иногда бросали мне, как собаке, разные отбросы и кости, и сердце мое переполнялось унижением и стыдом. Тем не менее я оставался там, так как белые давали мне виски за шкуры буйволов. Но однажды белый офицер ударил меня по лицу хлыстом и бил по спине за то, что я не дал его лошади раздавить себя. Тогда мое сердце переполнилось, и я сказал себе: теперь кончено, я возвращаюсь к людям моего племени. Белый, если обнимет краснокожего, то разве для того только, чтобы задушить его, и с ним лучше война, чем мир. Я покинул форт с детьми, но перед уходом сразил моего белого врага перед дверью его собственной палатки. Вот как нужно обращаться с бледнолицыми. Их надо убивать как волков. Я все сказал.
Речь Татуки, произнесенная глухим и сдержанным тоном, произвела такое глубокое впечатление на индейцев, что единый крик вырвался из уст толпы:
— Смерть, смерть им!..
Мак Дайармид сделал еще одну попытку.
— Старейшины племени сиуксов говорят, что все белые — обманщики, — сказал он. — Значит, они забыли о белом, нашем давнишнем друге. — И он указал на Эвана Роя, только что приблизившегося к собранию.
Но Медведь-на-задних-лапах снова выступил вперед.
— Будет с нас разговоров, — сказал он. — Нам нет надобности знать, чего от нас хочет воин с белым лицом. Он храбр, спору нет: трус не посмеет прийти так, как пришел он, но и он не может принести ничего, кроме обмана. Белый Вождь — великий воин, но тоже лжец, и мы не хотим слышать того, что он нам предлагает. Если его посланник не хочет быть убитым, как волк в западне, под большим шатром, который мы обрушим на него, и если он на самом деле храбрый, пусть изъявит готовность умереть на костре как воин, который не боится и презирает своих врагов.
Эти слова вызвали такое единодушное одобрение всего собрания, что Мак Дайармид осознал бесполезность дальнейших попыток.
