Густав Эмар - Черная Птица
– Если бы это было действительно так, мой друг!
Полковник стал делать приготовления к отъезду. К нему вернулась его прежняя живость и деятельность, и он хлопотал без устали. Действительно, приготовления к такому путешествию, как на новые земли, – не легкое дело, особенно в том случае, если уезжают с тем, чтобы совсем поселиться на новом месте: приходится покупать массу вещей и предвидеть все до мельчайших подробностей. Полковник был богат, денежный вопрос не смущал его. Больше всего беспокоил его состав служащих, которых надо было взять с собой; но ему помог в этом простой случай. Гуляя как-то по улицам Нового Орлеана, он встретился с дюжиной своих бывших драгун, которые мечтали только о том, чтобы отправиться вместе с ним. Кроме того, он запасся четырнадцатью неграми – десятью мужчинами и четырьмя женщинами. Обеспечив себя с этой стороны, полковник озаботился тем, чтобы были подводы для перевозки съестных приписав, запасся одеждой, семенами, лошадьми, волами, овцами, курами, утками, наконец мебелью, всякой утварью, да и мало ли чем еще! Всего и не перечислить! Вместе с этим огромным поездом должны были двинуться в путь и рабочие – плотники, каменщики, кузнецы и каретники.
Наконец после двух месячной безостановочной работы все было готово, подводы нагружены и день отъезда назначен. Полковник решил уехать раньше один, чтобы все устроить к приезду семьи, за которой он должен был прибыть в Новый Орлеан. Ему приходилось уезжать от своих на целых шесть месяцев, потому что госпожа Курти была не совсем здорова и не могла сейчас же отправиться в такой дальний путь; ей не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать возвращения мужа. Полковник уехал со своими служащими, и скоро подводы скрылись из глаз провожавших среди пыльной дороги.
Глава II. Плантация издали
Быстрый рост белого населения Соединенных Штатов, благодаря постоянному наплыву рабочего класса из Европы, с каждым днем все более и более раздвигает границы этой великой северо-американской республики; и вместе с тем индейцы отодвигаются все более к западу, уступая свои владения и углубляясь в высокие саванны и таинственные прерии. Но, прежде чем удалиться навсегда из земель, где они так долго наслаждались мирным счастьем, краснокожие обменивают их на участки, лежащие в других местностях, или же просто продают свои владения по всем правилам торговли. Эти-то новые земли разделяются на участки большей или меньшей величины и различные по доходности и отдаются но самым низким ценам, а иногда и вовсе даром, бывшим офицерам, солдатам и переселенцам из Европы, которые приезжают в Америку с целью нажить себе собственность, которой им не удалось приобрести у себя на родине. Значение этих участков все увеличивается: на землях, столько лет остававшихся пустынными, дикими, лишенными всякой доходности, вырастают, точно по волшебству, деревни и города, завязываются сношения с соседями, устраиваются пути сообщения; торговля и промышленность развиваются, богатства все прибывает и в несколько лет цивилизация успевает уже оказать на страну свое благотворное влияние.
Так создаются новые штаты, которые вступают в состав американского союза; пустыня исчезает, уступая перед непреклонным трудом; поразительная деятельность эмигрантов и прогресс, который никогда не стоит на месте, совершенно преобразуют эти земли, где в течение стольких лет хозяйничали только дикари и хищные звери.
Был прекрасный вечер в последних числах мая 1858 года. Трое всадников, красиво сидевших на сильных, чистокровных лошадях, ехали рысью вдоль одного из довольно значительных притоков реки Красная, названия которой еще не было в то время на картах. Эти путешественники, вооруженные с ног до головы, были одеты в живописные костюмы луизианских плантаторов и принадлежали к чистой белой расе. Немного впереди шел человек, в котором легко можно было признать индейца по тому быстрому и размеренному шагу, свойственному краснокожим, который дает им возможность не отставать от лучшей лошади, бегущей рысью. Первый из всадников, по-видимому главный из трех, подозвал к себе знаком индейца и добродушно обратился к нему:
– А что, мой милый, должно быть, уж нам не доехать сегодня?
– Так! – ответил индеец гортанным голосом, и продолжал на чистом английском языке: – Мой отец слишком быстр: Черная Птица назначил ему пятый час дня, когда солнце удлинят тени деревьев до тех высот.
– Да, – возразил, смеясь, всадник, – но посмотри на тени деревьев: они становятся все длиннее, а между тем еще ничто не напоминает о том, чтобы мы приближались к нашей цели. Кругом нас настоящая пустыня.
– Мой отец нехорошо смотрел, – сказал индеец с оттенком насмешки. Скоро он увидит лучше.
– Где же это?
– За горами.
– А они очень далеко отсюда?
– Вот они! – сказал индеец, протягивая руку.
Действительно, шагах в полутораста перед ними, в том месте, где река делала довольно крутой поворот, ее путь перерезала громада скал, через которые вода пробила себе брешь. Эта масса воды, падающая или, вернее, скользящая в нижний бассейн, представляла необыкновенно живописное зрелище.
Спустя некоторое время дорога стала почти незаметно подниматься вверх, что не мешало лошадям идти с прежней скоростью. Впрочем, на самом повороте реки берега ее круто обрывались вправо и влево, образуя довольно значительную разницу в уровне выше и ниже по ее течению; но и здесь подъем почти не был заметен, так как отличался большой пологостью.
Дойдя до хребта, который представлял собой самую высокую точку пути, Черная Птица остановился и, обернувшись к всаднику, показал рукой направо и произнес с гримасой, которая должна была изобразить улыбку:
– Пускай мой отец посмотрит теперь.
Всадник сдержал поводья и, взглянув в указанном направлении, с трудом удержал крик удивления при виде волшебной картины, развернувшейся перед его глазами не более как в полумиле от него. Это был настоящий оазис, полный зелени, жизни и движения, который, казалось, возник среди голой и бесплодной пустыни по мановению волшебного жезла. То была плантация кофе и сахара, на которой жизнь так и кипела. На огромное пространство тянулись поля пшеницы, овса, риса, сахарного тростника, кофейного дерева: и эти поля перерезали там и тут купы деревьев, скрывавших простенькие, но изящные домики и обширные мастерские. На верху лесистого холма стоял дом с двумя флигелями, украшенный башенками с правой и левой стороны. Над центром здания, выстроенного из огромных дубовых бревен, возвышалась башня с коньком наверху. Фундамент был сложен из больших камней, основательно скрепленных цементом, и поднимался на 10–12 футов от земли. Обширный и глубокий ров опоясывал весь дом, в который можно было проникнуть только по подъемному мосту. Но в данный момент мост был опущен. Таким образом, это изящное и красивое здание, в котором, по-видимому, жил владелец плантации, представляло из себя солидную и надежную крепость.
