Тропа войны - Майн Рид Томас
X. Пожар в прерии
Я быстро поправлялся. Мои раны, хотя и довольно глубокие, не были опасны, а опытные в подобных случаях охотники лечили не хуже столичных знаменитостей. Особенно Рюб умел хорошо готовить лекарство из местных трав. Теперь он воспользовался растением пита (вид агавы), растущем не только в бесплодной степи, но даже на голых скалах. Из листьев этого растения изготовляют нитки, веревки и ткани, ствол употребляют в пищу, а сок — для прижигания. Мои друзья хорошо все это знали и скоро залечили мои раны, прикладывая к ним вареный сок питы.
Через три дня я уже мог сесть на лошадь, и мы все отправились в путь, захватив с собой нашего красавца-пленника. Он все еще был диким, и мы приняли меры, чтоб он не убежал от нас.
Охотники ехали по обе стороны белого коня, привязав его к своим седлам при помощи лассо.
Обратно мы ехали по кратчайшей дороге. Небо было серое, и солнце совсем скрылось, так что легко было сбиться с пути, но при нас был самодельный компас моих друзей.
Покидая нашу стоянку, они воткнули в землю деревцо, к верхушке которого прикрепили кусок медвежьей шкуры. Затем, выбрав направление, в нескольких стах ярдов от него они поставили такое же деревцо со шкурой. Оглядываясь на эти два столба, нам не трудно было придерживаться прямой линии. Для этого надо было ехать так, чтобы оба деревца сливались в одно.
Когда вехи исчезли из виду, мы поставили новые (материал был взят с собой), и таким образом мы обеспечили себе прямой путь еще на милю.
В полдень мы были в лесу, где мне очень хотелось отдохнуть. Однако привал пришлось отменить из-за отсутствия воды.
Проехав около мили, мы снова очутились в прерии, но она уже имела другой характер. Это была так называемая цветочная прерия, густо покрытая вместо дерна различными цветущими растениями. Цветы в это время уже облетели, и под ногами лошадей трещали одни сухие потемневшие стебли. Проезжая по краю прерии, мы набрели на небольшую речку, на берегу которой и решили переночевать. Выбрав удобное место для ночлега, мы развели костер. После ужина мы с Гареем смастерили себе удочки и отправились ловить рыбу. Рюб же, не любивший ни рыбной ловли, ни рыбы, отправился охотиться на оленей.
Вскоре раздался выстрел. Побежав по направлению, в котором он послышался, мы издали увидели, что Рюб убил в прерии какого-то зверя и сдирает с него шкуру. Второго выстрела не последовало, — значит, старый охотник не нуждался в нашей помощи, и мы снова принялись удить рыбу, тем более что заметили в реке много серебрянки, которой нам захотелось наловить к обеду.
Но вот послышался странный треск, наши лошади испуганно заржали, и мы в ужасе увидели, что прерия горит! Должно быть, искры от выстрела упали на сухие стебли и зажгли их.
Лично нам нечего было бояться: там, где мы стояли, не было сухих веток. Зато трава росла настолько короткая, что если б она даже и загорелась, мы легко могли бы укрыться в воде или ускакать. Но нас очень тревожил Рюб, положение которого было действительно опасно. В особенности, если он был там, где мы его только что видели, да еще пешим.
Мы взбежали на небольшую горку, чтобы лучше видеть. Огонь со свистом и треском быстро распространялся по прерии. Наш друг продолжал находиться на прежнем месте. Мысль, что он может сгореть, приводила нас в ужас.
Мы понимали, что на его спасение нет никакой надежды: старый охотник должен погибнуть…
Стена пламени с необыкновенной быстротой приближалась к Рюбу. «Сейчас наступит конец…» — с ужасом думали мы, напряженно следя за движением огромной стены огня. Мы оцепенели и онемели от ужаса.
Выражение лица Гарея было прямо страшно. На его глазах показались слезы, он прерывисто дышал, ожидая каждую минуту услышать предсмертный крик своего друга.
Однако крика мы не услышали. Вероятно, он был заглушен треском и свистом пламени. Но тем не менее сознавали, что все кончено: Рюб сгорел заживо! Огненные языки пронеслись над тем местом, где свежевал тушу буйвола Рюб, и мы из-за дыма ничего не могли разглядеть.
Гарей, убедившись, что его друг погиб, горько зарыдал. Мое горе было, разумеется, не так глубоко, но и мне тоже было очень жаль беднягу.
Через некоторое время Гарей, подавляя рыдания, обратился ко мне со словами:
— Что же плакать! Лучше пойдем и похороним его кости!
Вскочив на коней, мы поехали по выжженной прерии. Дым ел нам глаза, и мы с трудом пробирались вперед.
Приблизившись к тому месту, где погиб Рюб, мы увидели лежавшую на земле темную массу, но она была гораздо больше тела человека. Это оказался буйвол, вероятно, убитый Рюбом.
Шкура на спине была распорота и висела по обе стороны мясом вверх, закрывая нижнюю часть туловища. Верхняя же часть его совершенно обгорела.
Но где же сам Рюб? Предположить, что он ускакал вперед или что его кости превратились в пепел, было невозможно.
Дым рассеялся. Вся прерия открылась перед нами, но ни Рюба, ни его костей нигде не было видно.
В недоумении мы стояли возле туши буйвола.
Вдруг будто из-под земли раздался голос старика-охотника:
— Да помогите же мне выйти! Мне надоело в животе буйвола сидеть!
При этих словах шкура приподнялась, и из-под нее показалось лицо Рюба. У него был такой забавный вид, что мы оба не могли удержаться от смеха.
Соскочив с коней, мы вытащили Рюба за руки из его оригинального убежища, продолжая хохотать.
Старик вначале прикинулся обиженным, но потом добродушно заметил, что человеку, около сорока лет охотящемуся в прериях, глупо погибнуть от какой-то искры.
С этим словами Рюб совершенно спокойно принялся разделывать буйвола. Мы с Гареем помогли ему и вскоре перевезли всю нашу ценную добычу на свою стоянку.
