Ошибка Одинокого Бизона (часть сборника) - Шульц Джеймс Уиллард
В форте мы провели один только день, и моя мать снова вела долгую беседу с Са-куи-а-ки. Хотелось мне знать, о чем они совещаются. В ту пору Са-куи-а-ки еще не говорила на нашем языке, и объяснялись они знаками. Я следил за ними, но они стояли так близко друг к другу, что я не видел их рук.
Убедившись, что мой отец не изменит своего решения, Са-куи-а-ки дала матери новое белое одеяло, синей материи на платье, ожерелье, красной краски и сказала:
— У меня есть близкий друг — женщина из племени арикари. Жила она с родным моим племенем мандан в вигваме моего отца. Теперь она живет в лагере кроу. Один из старшин, Пятнистая Антилопа, взял ее в жены. Мы зовем ее Женщина-Кроу. Передай ей эти подарки, скажи, что ты — мой друг и я прошу ее быть тебе другом.
Мать рада была исполнить это поручение. Обрадовалась и мы с сестрой: хоть один человек в лагере кроу встретит нас дружелюбно.
Расставшись с Ки-па, мы направились туда, где в настоящее время находится форт Бентон. Там хотели мы переправиться через Большую реку; от таяния снегов в горах вода поднялась высоко. Ехали мы по тропе, по которой не так давно проехали пикуни, державшие путь на юг.
Первый день мы провели у подножия гор, поросших лесом. Отдохнули, выспались и на закате солнца продолжали путь. На рассвете мы увидели реку Стрелу. Раньше чем спуститься в глубокую узкую долину, мы с отцом поднялись на утес посмотреть, нет ли в окрестностях неприятеля. Сойдя с лошадей, мы подползли к краю утеса и заглянули в ущелье, на дне которого протекала река.
Всходило солнце, а в ущелье еще лежали ночные тени. Когда их прогнал дневной свет, мы увидели реку. Ивы и тополя спускались к самой воде. На противоположном берегу — отвесная каменная стена с выступами и зазубринами. Ни одного живого существа не было видно — ни одного, кроме старого бизона, лежавшего на песчаной отмели. Но вглядевшись пристальнее, мы убедились, что он мертв.
Я спросил отца, почему так пустынно вокруг, почему не идут животные на водопой к реке.
— Ничего странного в этом нет, — сказал отец. — Разве ты забыл, что этой дорогой едут пикуни? Несколько дней назад они делали привал у реки, охотились и спугнули стада.
Мне стало стыдно, что я об этом не подумал. Я хотел было встать и последовать за отцом, который направился к тому месту, где мы оставили лошадей, как вдруг заметил горного барана, стоявшего внизу, на выступе утеса, справа от нас. Мяса у нас не было, и мы хотели отправиться утром на охоту. Я подозвал отца и показал ему горного барана.
— Хорошее мясо! — сказал он. — Пойдем направо и сверху его подстрелим.
Идти нам пришлось недалеко — шагов двести. Припав к земле, мы посмотрели вниз. Горный баран находился как раз под нами, он улегся на выступ и пережевывал траву.
Конечно, стрелять должен был мой отец. Медленно подвигал он ружье к краю пропасти. Как вдруг я заметил, что на узком выступе между нами и горным бараном появилось какое-то бурое пятно. Тронув отца за руку, я показал ему пальцем вниз. Он быстро отодвинул ружье и свесился над пропастью. Это был лев, большой горный лев. Он полз к горному барану и готовился спрыгнуть с выступа прямо на спину жертвы.
Затаив дыхание, следили мы за хищником. Он крался, припав брюхом к земле; казалось, нет у него ног и ползет он, как змея. Вытянув длинный хвост, он не спускал глаз с барана, а кончик хвоста слегка подергивался.
Баран жевал жвачку и, мотая головой, посматривал то направо, то налево — не угрожает ли ему опасность. Если горный баран пасется один, он всегда начеку и ни на минуту не засыпает. Но обычно бродят они небольшими стадами и спят по очереди. Когда барана-караульщика начинает клонить ко сну, он бодает одного из спящих товарищей и, разбудив его, ложится. Много раз я сам это видел.
Одинокий старый баран, лежавший на выступе, зорко посматривал по сторонам, но, конечно, не мог увидеть врага, который полз по верхнему выступу. Изредка лев приостанавливался и, свесив голову вниз, следил за намеченной добычей. Потом медленно полз дальше.
Вдруг с утеса сорвался камень, ударился о выступ, на котором лежал баран, и скатился на дно ущелья. Животное быстро подняло голову, а лев, смотревший на него сверху, не успел отодвинуться от края выступа и застыл, неподвижный, как скала.
Я видел черные глаза барана, осматривавшего утес, но головы льва сразу даже не заметил.
С любопытством наблюдали мы с отцом каждое движение льва и его жертвы. Зимой мы часто находили следы горного льва на снегу, но впервые посчастливилось нам увидеть, как он охотится.
Приближалась развязка. Лев находился как раз над горным бараном и, поджав задние лапы, готовился к прыжку. Теперь только заметил я, что горный баран лежит у самого края пропасти. «Когда лев прыгнет ему на спину, — думал я, — баран рванется в сторону, и они вместе скатятся вниз и разобьются об острые камни».
Но этого не случилось. Лев сделал прыжок, тяжело опустился на барана и, вонзив в него когти, вцепился клыками ему в шею. Затрещали кости, и баран издох мгновенно. Все это произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю. Лев оттащил тяжелую тушу от края пропасти.
Вот тогда-то мой отец выдвинул ружье над пропастью, выстрелил и промахнулся. Лев зарычал и, бросив свою добычу, оглянулся, не зная, с какой стороны угрожает ему опасность.
Прицелившись в него, я спустил курок, и моя пуля, пробив спинной хребет, задела сердце. Когда рассеялся дым, я увидел льва, распростертого на каменном выступе.
— Я его убил! Я убил горного льва! — закричал я.
— Да, сынок, ты его убил, и я радуюсь твоей удаче, — отозвался отец. — В лагере кроу ты можешь обменять эту шкуру на десять лошадей. Спустись на выступ и столкни барана и льва в ущелье. Мы их подберем, когда раскинем вигвам на берегу реки.
Найдя удобный спуск, я добрался до выступа и посмотрел вниз. Дно ущелья было усеяно острыми камнями, и я, желая сберечь шкуру льва, решил не сбрасывать его вниз и столкнул одного барана. Тяжело упал он на камни, и глухой стук эхом прокатился по долине.
— Отец, — крикнул я, — уведи мою лошадь! Я сдеру шкуру со льва здесь, на выступе.
Долго возился я с этой шкурой. Когда я спустился, наконец, в долину, отец уже вырезал лучшие куски мяса из туши барана.
— Не везет мне, — печально сказал он. — Как мог я промахнуться, стреляя в льва?
— У тебя новое ружье, — напомнил я ему. — Ты стрелял из него впервые.
— Нет, тут не ружье виновато. Должно быть, судьба меня преследует. Сегодня я слишком устал, но завтра утром я достану мой талисман — кусок льда, притягивающий огонь с неба, и помолюсь богам. Быть может, Солнце надо мной смилуется.
В тот день мы решили не раскидывать вигвама. Поев, мы улеглись в кустах у реки. Мать, сестра и я спали, а отец караулил и следил, за тем, чтобы наши лошади не вышли на поляну. В полдень я встал и сменил отца. Немного спустя проснулась и мать и стала выскабливать шкуру льва.
Я бродил по берегу реки и наткнулся на место стоянки пикуни. Костры их погасли, но под толстым слоем золы еще тлели угли: значит, не больше суток прошло с тех пор, как племя покинуло это место. Широкая тропа вела отсюда к верховьям реки. Как мне хотелось пойти по этой тропе!
Я вернулся к нашим лошадям, сел на землю и задумался. Счастливо начался для меня этот день! Отец прав: один удачный выстрел принес мне десять лошадей. Индейцы племени кроу высоко ценили львиную шкуру. Они считали ее великим талисманом, делали из нее колчаны и ею покрывали седла, когда готовились к стычке с врагами.
Вспомнил я горного барана. Зоркие были у него глаза, однако горный лев легко с ним справился. «Мы похожи на этого барана, — думал я. — Путешествуем по стране, где рыщут военные отряды, и если случится нам с ними встретиться, мы окажемся такими же беспомощными, как горный баран в когтях льва». Казалось мне, что встреча с врагами неизбежна и никогда не доберемся мы до лагеря кроу. А если придем мы к ним в лагерь, как примут они нас? На радушный прием я не надеялся.
