Джеймс Купер - Зверобой, или Первая тропа войны

Хирург, сопровождавший отряд, занимался совсем не тем, что предполагал капитан. Когда бой кончился, солдаты подобрали мертвых и раненых. Среди них оказалась бедная Хетти. Она была смертельно ранена ружейной пулей. Никто не знал, как это произошло. Вернее всего, это была несчастная случайность.

Сумаха, все старухи и несколько гуронских девушек были заколоты штыками в самый разгар схватки, когда трудно было отличить мужчин от женщин, которые носят приблизительно одинаковую одежду. Большинство воинов погибло на месте. Некоторым удалось, однако, бежать, а двое или трое были взяты живыми.

Что касается раненых, то штык избавил хирурга от лишних хлопот. Расщепленный Дуб уцелел, но был ранен и находился в плену. Капитан Уэрли и молодой прапорщик прошли мимо него, направляясь в ковчег. Старый индеец в горделивом молчании сидел на краю баржи с перевязанной головой и ногой; на лице его, однако, незаметно было никаких признаков уныния или отчаяния. Несомненно, он оплакивал гибель своего племени, но при этом сохранял достоинство, подобающее воину и вождю.

Офицеры застали хирурга в главной каюте ковчега. Он только что отошел от соломенного тюфяка, на котором лежала Хетти. На обезображенном оспой лице шотландца было необычное для него выражение грустного сожаления. Все его усилия не имели успеха: пришлось отказаться от надежды на то, что девушка проживет хотя бы еще несколько часов. Доктор Грэхэм привык к сценам предсмертной агонии, они не производили на него особого впечатления. Но, когда он увидел, что кроткая юная Хетти, по своему умственному развитию стоявшая ниже большинства белых женщин, переносит мучения с твердостью, которой мог бы позавидовать закаленный воин или прославленный герой, он был до такой степени взволнован этим зрелищем, что даже стыдился в этом признаться.

— Совершенно необычайный случай в лесу, и вдобавок у пациентки, которая не совсем в здравом уме, — заметил он с резким шотландским акцентом, когда Уэрли и прапорщик вошли в каюту. — Я надеюсь, джентльмены, что, когда наступит наш час, мы с такой же покорностью согласимся принять пенсию на том свете, как эта бедная полоумная девушка.

— Есть ли какая-нибудь надежда, что она оправится от этой раны? — спросил Уэрли, поглядывая искоса на смертельно бледную Джудит.

Впрочем, как только он вошел в каюту, на щеках у девушки выступили два красных пятна.

— Не больше, чем у Карла Стюарта[41] стать королем Англии. Подойдите поближе и судите сами, джентльмены. В душе этой бедной девушки происходит в некотором роде тяжба между жизнью и смертью, что делает ее предметом, достойным внимания философа… Мистер Торнтон, теперь я к вашим услугам. Мы осмотрим вашу рану в соседней комнате и тем временем пофилософствуем вволю о причудах человеческого духа.

Хирург и прапорщик удалились, а Уэрли внимательно осмотрелся по сторонам, стараясь угадать настроение людей, собравшихся в каюте. Бедная Хетти полулежала на своей постели. На лице ее, хранившем просветленное выражение, можно было, однако, заметить признаки близкой смерти. Возле нее находились Джудит и Уа-та-Уа. Джудит сидела, охваченная глубокой печалью. Делаварка стояла, готовая оказать любую помощь. Зверобой, совершенно невредимый, стоял в ногах постели, опершись на свой карабин. Воинственный пыл на его лице уступил место обычному открытому, благожелательному выражению, к которому теперь примешивались жалость и мужественная скорбь. Змей занимал задний план картины, прямой и неподвижный, как статуя, внимательно наблюдая за всеми. Непоседа дополнял группу; он сидел на стуле возле двери с видом человека, который чувствует неуместность своего присутствия, но стыдится покинуть свое место.

— Кто этот человек в красном? — спросила Хетти, заметив капитанский мундир. — Скажи мне, Джудит: ведь это друг Непоседы?

— Это офицер, командир военного отряда, который спас нас всех от рук гуронов, — тихо ответила сестра.

— Значит, я тоже спасена? А мне казалось, будто здесь говорили, что меня застрелили и я должна умереть. Умерла мать, умер отец, но ты жива, Джудит, и Гарри тоже. Я очень боялась, что Гарри убьют, когда услышала, как он кричит в толпе солдат…

— Ничего, ничего, милая Хетти, — перебила ее Джудит, старавшаяся в эту минуту больше чем когда-либо сохранить тайну сестры. — Гарри невредим, и Зверобой невредим, и делавары тоже невредимы.

— Как это случилось, что они застрелили бедную девушку, а мужчин не тронули? Я не знала, что гуроны так злы, Джудит.

— Это была случайность, бедная Хетти, печальная случайность, только и всего. Ни один человек не решился бы причинить тебе какой-нибудь вред.

— Я очень рада. Мне это казалось странным: я слабоумная, и краснокожие никогда прежде не делали мне ничего худого. Мне было бы тяжело думать, что они переменились ко мне. Я очень рада, Джудит, что они не сделали ничего худого Непоседе… Знаете, Зверобой, очень хорошо, что пришли солдаты, потому что огонь жжется.

— В самом деле, это было великое счастье, сестра.

— Мне кажется, Джудит, ты знакома с некоторыми из этих офицеров; ты прежде часто встречалась с ними.

Джудит ничего не ответила; она закрыла лицо руками и застонала. Хетти поглядела на нее с удивлением, но, подумав, что Джудит горюет о ней, постаралась ласково утешить сестру.

— Не тревожься обо мне, милая Джудит, — сказала любящая и чистосердечная девушка. — Если я умру, не беда: отец с матерью умерли, и то, что случилось с ними, может случиться и со мной. Ты знаешь, в нашей семье я всегда занимала последнее место — значит, не многие будут помнить обо мне, когда я исчезну в озере.

— Нет, нет, бедная, милая Хетти! — воскликнула Джудит в неудержимом порыве скорби. — Я, во всяком случае, всегда буду помнить о тебе. И с радостью… о, с какой радостью я поменялась бы с тобой, чистым, добрым созданием!

До сих пор капитан Уэрли стоял, прислонившись к дверям каюты, но, когда эти слова, полные такой печали и, быть может, раскаяния, вырвались у красивой девушки, он удалился медленно и задумчиво. Проходя мимо прапорщика, корчившегося от боли, пока хирург делал ему перевязку, капитан не обратил на него никакого внимания.

— Вот моя библия, Джудит! — сказала Хетти торжественно. — Правда, я больше не могу читать; что-то делается с моими глазами: ты кажешься мне такой тусклой, далекой, и Непоседа тоже, когда я гляжу на него; право, никогда бы не говорила, что Гарри Марч может казаться таким тусклым. Отчего это, Джудит, я так плохо вижу сегодня? Мать всегда говорила, что у меня самые хорошие глаза во всей нашей семье. Да, это правда… Ум у меня слабый, люди называли меня полупомешанной, но глаза очень хорошие…